Братство спецназа

Он отлично знал, кто такой Хавьер – авторитетный уголовник. Очень жесткий человек, несговорчивый. Некоторое время контролировал сеть полулегальных публичных домов, но ему это быстро надоело. Куражу нет. Он не получал удовольствия от такого халявного зарабатывания больших денег. Чем Хавьер занимался в последние годы – неизвестно. С трудом верилось, что этот человек пенсионного возраста ушел все-таки на покой. Такие не уходят…

И вот сообщение Седого. В четвертый раз за год заказали Толстяка. Заказали через Хавьера. У того есть киллер высокой квалификации по кличке Сохатый. Согласно слухам, Сохатый хорошо погулял по городам России в последние несколько лет. Все заказы на исполнение принимает только Хавьер. Самого Сохатого никто из заказчиков не видел и не знает. В своем городе раньше не работал. Интересно, что толкнуло его на это теперь? Спортивный интерес? Профессиональная гордость? Трое не смогли, а он сможет? Или деньги уж очень хорошие? Да, за четвертое покушение должны платить по повышенному тарифу.

Оленин знал в городе только одного человека по кличке Сохатый. Он проходит по картотеке Российского УВД как амнистированный в конце восемьдесят восьмого года. Бывший старший лейтенант спецназа ГРУ Дмитрий Дмитриевич Лосев. Он же – Дым Дымыч, бывший командир взвода отдельной роты в Афганистане. Того самого взвода, где командиром отделения разведчиков закончил службу старший сержант Николай Оленин.

Если это тот Сохатый – хреново дело! Старший друг, учитель и командир.

За последние годы они встречались только однажды. Посидели в кафе, поговорили, выпили. И тихо разошлись. Не было у них той точки соприкосновения, которая могла бы сделать таких разнокалиберных людей друзьями в сегодняшней обстановке. Хотя внутренне их скрепляло чувство большее, чем простая дружба крепких физически и характером мужиков, – чувство причастности к братству афганцев. Но это чувство больше проявляется в экстремале, когда кровь готова в голове закипеть. Тогда вспоминаешь… В обыденности же один делает карьеру, а на карьере другого стоит давно уже жирный крест, похожий на тюремную решетку. И один мешает другому. Все очень просто, впрочем, как и всегда в этой жизни.

Виноват в таком положении вещей, конечно же, сам Оленин. По долгу службы ему приходилось встречаться с людьми самыми разными. Николай Сергеевич карьеру делал головокружительную. О нем уже начали говорить в высших сферах. «Вечный двигатель» в образе жены не давал остановиться ни на минуту. И этот «вечный двигатель» жестко потребовал – подумай, что будут о тебе говорить, если узнают, что дружишь с уголовником. Какое отношение будет на работе, у начальства?

Этот разговор произошел накануне встречи Оленина с Лосевым. И во время разговора с бывшим командиром слова жены постукивали в голове самозаводным часовым механизмом. Потому, должно быть, и не получилась беседа, не нашлось достаточно теплых слов, которые невидимо скрепили бы их, как это было там, в Афгане. И ни одному, ни другому не захотелось встретиться вновь.

3

Обедать Николай Сергеевич Оленин обычно ездил домой. Он любил свой дом, любил свою жену, которая ко времени его приезда, как правило, появлялась сама.

Татьяна умела удачно совмещать свой бизнес – ее фирма вела в городе большие строительные работы – с ведением домашнего хозяйства. У Татьяны Олениной были широкие связи во властных структурах еще с советских времен. А чиновники везде остались прежние, с прежними замашками и запросами. С ними ладить глава фирмы умела. Иначе было просто не выжить. Все ответственные городские и областные властные и околовластные люди, депутаты разных мастей желали иметь квартиры не хуже, чем у Олениных – шесть больших комнат в два этажа. Ну, естественно, кому-то по рангу хватало и трех комнат. У каждого свой вес в обществе. Они помогали Татьяне, Татьяна по мере возможности помогала им. Такой рэкет был взаимовыгодным и не носил потный запах беспредела. А от рэкета уголовного фирму прикрывал сам Оленин. Ему это было нетрудно – помог пару раз решить проблемы Совету ветеранов войны в Афганистане, в который он входил в качестве сопредседателя областного отделения.

Четыре комнаты квартиры были на третьем этаже, еще две на четвертом. Вход возможен с каждого, но верхней дверью пользовался только десятилетний сын, который, по сути дела, занимал один две верхние комнаты.

Татьяна была уже дома. Открыв дверь своим ключом, Николай Сергеевич почувствовал с кухни дразнящие запахи жареного мяса.

– Коля, ты? – крикнула жена, не отходя от плиты.

– Нет, это не я, – хмуро ответил Оленин, разулся и, не заглянув даже на кухню, прошел по толстому вьетнамскому ковру к себе в кабинет. Обычно он всегда сначала подходил к жене и она традиционно подставляла щеку для поцелуя.