— Значит, вы хотите найти юриста, который мог бы… скажем, убедить суд в том, что часть суммы, оставленной в доверительное распоряжение для поддержания вашей семьи, следует выделить лично вам, чтобы вы могли привезти в Англию жену и детей? — Викерс облизал тонкие губы. — Для такого дела требуется известная предприимчивость.
Я слушал собеседника, испытывая жгучий стыд за Августа Джеффриса и его желание обобрать несуществующих родственников.
— Я не взялся бы за это дело, если бы не положение звезд.
Викерс на мгновение притих, и пристально уставился в мой единственный глаз.
— А как для вас сложились звезды?
Я старался говорить с трудом, будто вспоминал нечто такое, с чем имел лишь поверхностное знакомство:
— Юпитер и Сатурн сошлись в одном Доме. Конечно, если бы не Великий Крест, это не было бы настолько ужасно…
— Достаточно! — воскликнул Викерс и взглянул на троих соседей. — Он прав, знаки очень плохие.
Старший из троих, от которого, похоже, многое зависело, — седовласый человек, похожий на крота, одетого в дорогой твидовый костюм, глубокомысленно кивнул и заговорил с четко выраженным девонширским акцентом:
— Действительно. Если Юпитер сошелся с Сатурном, это вызвало их взаимную вражду и могло явиться причиной некоторых его неудач. — Он сделал сильное ударение на слове «некоторых».
— Но Луна, — отважился вставить я, — завтра она входит в знак Овена и…
— И это куда благоприятнее для ваших планов, — закончил за меня Викерс. — Не исключено, что действие Луны может начаться даже до ее появления, мистер Джеффрис. Поскольку мне кажется, что мы сможем оказать вам некоторую помощь.
Я уставился на него, стараясь всем видом выразить благодарность.
— Если вы поможете мне найти подходящего солиситора, я буду всем сердцем признателен вам, сэр, можете не сомневаться в этом.
Викерс кивнул и жестко глянул мне в лицо.
— А взамен, — сказал он с леденящей душу уверенностью, — вы поможете нам.
— К вашим услугам, — с неистовой поспешностью воскликнул я. Ведь все должны были понять, что я не особенно поверил в свое счастье, да к тому же выпил лишнюю порцию джина, который и впрямь был отвратительным. Вскочив на ноги так, что меня совершенно натурально шатнуло, я заплетающимся языком воскликнул: — Только прикажите!
— Не сомневайтесь, прикажу, — ответил Викерс, показав в широкой улыбке все свои зубы. — Если вы расскажете моим компаньонам все подробности ваших жизненных затруднений, я возьмусь помочь вам выбраться из передряги. Конечно, если вы не станете ничего скрывать.
— Но что я могу скрывать? — спросил я. Мне почти не пришлось разыгрывать опасение.
Викерс с неопределенным выражением пожал плечами.
— Ну… ну, например, то, что касается татуировки на вашем запястье.
Я почувствовал, что наступил самый опасный момент нашей беседы.
— Об этом… Об этом я не могу ничего рассказать.
Викерс сделал знак одному из своих соседей, и тот взял кочергу, и положил ее в огонь. Никто из немногочисленных посетителей пивной не обратил на это ни малейшего внимания.
— Посмотрим, — задумчиво пробормотал мой собеседник. — Когда она как следует нагреется, принесите ее и приложите…
— Что? — воскликнул я, приготовившись вскочить.
— Если вы расскажете нам о значении татуировки, можно будет обойтись без этого, — ответил Викерс таким тоном, будто рассуждал о прелестях деревенской жизни. — Это избавит вас от страданий. Да и чем вас беспокоит эта забавная картинка на вашей коже?
— Ничем.
Сосед тем временем проверил кочергу. Она уже покраснела, но цвет все еще не был ярким, и он положил ее обратно в огонь.
— Подумайте о том, что я мог бы сделать для вас. А взамен хочу всего-навсего узнать о значении этой… э-э… необычной татуировки. — Викерс с отсутствующим видом взглянул в окно. — Подумайте, ведь это такая малость.
— Возможно, — ответил я, проглотив вставший в горле комок. — Но я ничего не могу сказать. Делайте со мной что хотите — не могу.
Викерс вздохнул.
— Принесите кочергу.
Нет, это невозможно, подумал я, когда человек приблизился ко мне. Я знал, что эти люди опасны, но не предполагал, что они безумны. Я мог двинуться с места только к ним в руки, и мне ничего не оставалось, как поддерживать видимость самообладания.
— Я ничего не могу вам сказать, — повторил я, когда кочергу — а она теперь пылала жаром и показалась мне толстой, как краюха хлеба, — поднесли настолько близко, что я почувствовал исходящий от нее жар.
— А что, если мы выжжем ее? — предложил Викерс.
Я вспомнил о шраме, который видел на запястье Майкрофта Холмса. Он был настолько мал, что я не обратил на него внимания, зато теперь понял, что это след давнего ожога. Боже мой, неужели он тоже прошел через это?
— Тем не менее мне нечего сказать вам, — повторил я, и к моему собственному удивлению мой голос не дрожал.