— А эти бредни насчет одежды? — резко спросил Дортмундер, протестующе подняв руку.
— Согласен, с ней действительно все получилось настолько удачно, что в этом можно усомниться, — с готовностью согласился я и продолжил рассказ об изменении маршрута.
— На всех станциях вы первым делом бежали на телеграф и справлялись о телеграммах для вас. Почему? — продолжал допрос фон Метц. — Да и сами отправили несколько.
— Это от моего поверенного. Судьба связала с ним, а он без денег не желает и пальцем пошевелить, — пояснил я, приходя в неподдельное негодование. — Он должен разобраться с условиями завещания, из-за которых моя семья оказалась в таком тяжелом положении. У меня есть жена и дети, но я не в состоянии доставить их в Англию, пока вопрос с завещанием не улажен. — Я столько раз повторял эту историю, что, к собственному удивлению, сам постепенно начал верить в нее. Да и со стороны должно было казаться, что я настолько увлечен монологом, что мне нет дела до мнения других людей.
— Не удивительно, что вы стремитесь провернуть это дельце, — заметил фон Метц таким тоном, словно впервые слышал эту историю (я-то был убежден, что это не так). — Насколько же эти условия должны быть обременительны для вас, если вам приходится идти на такие жертвы, чтобы достигнуть цели. — Его крокодилья усмешка вероятно, должна была выразить симпатию — впрочем, безуспешно.
— Я должен получить свои собственные деньги, а этот крючкотвор не двинется с места, если я не стану непрерывно давить на него. Он ничем не лучше всего своего проклятого племени, — я замялся, подыскивая слова, — они всегда готовы сцапать ваши денежки, но совершенно не желают честно делать свое дело.
— Увы, так устроен мир, — деланно посочувствовал фон Метц, метнув в меня взгляд, настолько исполненный льда, что я пожалел любого юриста, которому могло выпасть несчастье представлять его в суде. — Но ничего, когда дело закончится, вы сможете расплатиться за все.
— Что вы хотите сказать? — поинтересовался я.
— Учитывая то, что вам пришлось перенести, можно признать, что Викерс был недостаточно щедр, договариваясь об условиях оплаты. Вы можете послать телеграмму своему адвокату и сообщить, что проблемы его гонорара больше не существует и что вы встретитесь с ним сразу же по возвращении в Англию. — Благодаря жуткой неподвижной улыбке, этот совет, а на самом деле приказ прозвучал зловеще. Эти слова, как я понял, подразумевали, что со мной «рассчитаются», если я проявлю малейшее непослушание. Ну а расплатиться с солиситором я смогу лишь в том случае, если меня решат освободить от кары. Я почувствовал холод внутри.
— Ну а как я смогу в этом случае узнать, делает ли он хоть что-нибудь? — взволнованно спросил я, и с удивлением услышал, что мой голос прозвучал по меньшей мере на три тона выше, чем обычно.
— Думаю, дружище, что вы найдете способ, — веско ответил фон Метц. — К тому же если адвокат получит от вас десять фунтов аванса, то, без сомнения, станет уделять вашему делу куда больше внимания. — Он шагнул ко мне, я же невольно отступил на шаг. — Я хотел бы, чтобы вы полностью сосредоточились на порученном вам деле, герр Джеффрис. С учетом рассказанного вами, мне ясно, что у нас есть причины для беспокойства, и я должен быть уверен в том, что вы не позволите себе отвлекаться и не поставите, таким образом, под угрозу выполнение требований мистера Викерса.
Мне не очень понравилось слово «требования», но я лишь пожал плечами.
— Раз вы этого хотите, да еще и собираетесь заплатить, то, конечно, я так и сделаю. Предупрежу парня о том, что скоро придут деньги, как вы сказали, и затаюсь, до тех пор пока не обделаю дельце. — Говоря эти бодрые слова, я все время опасался, что у меня перехватит голос.
— Отлично. — Фон Метц повернулся и сделал несколько шагов по комнате. — Не знаю, объяснил ли вам мистер Викерс, почему ваше задание так важно. Шотландец, к которому вы направляетесь, владеет ключом к переговорам, имеющим большое значение для меня и моей организации. Уже несколько лет я и все Братство наблюдаем за дураками, определяющими судьбу нашей страны. Да, дураками! И лучший пример этому — король Людвиг, годный лишь на то, чтобы строить фантастические дворцы, и его министры, которые позволяют ему это делать. Эти люди не способны оценить мое величие и степень моего предвидения. Мои планы обеспечат Европе великолепное будущее, которого не мог представить себе даже Наполеон. Я превыше всех земных вождей, и меня не сдерживают человеческие условности.