Братство страха: Роман о Майкрофте Холмсе

Инспектор Корнелл из Скотланд-Ярда прислал записку, в которой говорилось, что он хотел бы узнать подольше о несчастной молодой особе, личность которой до сих пор не удалось установить. Ему показалось, что на ее теле были нанесены какие-то странные татуированные или выжженные знаки, что наводит инспектора на серьезные раздумья о причине ее гибели. Один из знаков, говорилось в записке, изображал глаз, и это очень неприятно. В правительстве много высокопоставленных масонов, и инспектору придется быть предельно осторожным, если окажется, что это такой же глаз, как тот, который масоны изображают вписанным в треугольник. Я сообщил в ответ, что М. X. будет телеграммой поставлен в известность обо всем этом и пришлет ответ непосредственно Корнеллу в Скотланд-Ярд.

Сегодня мать на несколько минут пришла в сознание, и я могу лишь возблагодарить Бога за то, что был с ней именно в это время.

Глава 15

Итак, я только что стал свидетелем неслыханно жестокого убийства. Я был настолько ошеломлен, что у меня не было сил пошевелиться. Никакие слова или поступки не могли изменить того, что произошло сегодня. И с новой силой во мне ожили мысли об опасности, угрожавшей непосредственно мне: теперь, после того как я стал свидетелем этого омерзительного ритуала, Братство не могло позволить себе роскошь оставить меня в живых. Конечно, со мной разделаются сразу же, как только я выполню поручение. Не исключено, что мне уготована такая же плачевная участь, как и сегодняшней несчастной жертве.

Через несколько минут охранник рывком поднял меня на ноги и, подталкивая, проводил по одному из коридоров в комнату. В голове у меня было пусто; пока мы шли, меня сверлила только одна мысль: в саквояже, который я несу в руке, лежат записные книжки, содержимого которых вполне хватит для того, чтобы Братство признало меня злоумышленником.

Комната, отведенная мне, больше походила на монашескую келью: в эту маленькую клетушку, примерно восемь на девять футов, с трудом помещалась незастеленная раскладная армейская кровать, письменный стол — тоже раскладной, небольшой сундучок и комод. В стене было прорезано два высоких узких окна, выходивших в заброшенный огород, освещенный, однако, тремя факелами. Я находился ниже уровня первого этажа дома и был настолько изолирован от мира, что с тем же успехом мог бы считать, что пребываю в могиле. Усевшись на раскладушку, я попытался собраться с мыслями. Мятущийся свет факелов, врывавшийся через окна из дворика, соответствовал моим бессвязным раздумьям. В конце концов одна мысль оформилась четко и ясно: мне необходимо было что-нибудь сделать с закрытым повязкой глазом. Я отчаянно попытался вспомнить трюк, который некогда показывал Эдмунд Саттон, чтобы применить на практике все, чему научился на его уроках.

В своем несессере я нашел клок хлопчатобумажной корпии и оторвал от него кусочек. Моя сообразительность подхлестывалась страхом и потребностью сделать хоть что-нибудь, чтобы не чувствовать себя беспомощным во власти Братства. Еще я достал свою бутылочку с йодом, вылил несколько капель на корпию и, еще порывшись в саквояже, извлек клей для почтовых марок. Накапав этого мерзко пахнущего клея на корпию, я приложил ее к закрытому веку и держал пальцами, пока она не высохла. Нужный результат оказался достигнут — по крайней мере, так мне показалось в свете факелов — на месте глаза появился ужасный сморщенный шрам. Довольный тем, что мое произведение могло выдержать поверхностный осмотр, я водрузил повязку на место, пытаясь найти в достигнутом успехе основу для оптимизма.