Связанный в движении своим мешковатым скафандром, Борис Джонсон с трудом пробирался через скалистые завалы, весь мокрый и запыхавшийся, оказался наконец у люка, ведущего в тесную кабину каботажника. Он почти бежал все это время, ругая себя последними словами за то, что у него не хватило духу прикончить Стражника, что дало бы ему больше оснований считать себя в безопасности. Если они что-нибудь узнают до того, как он взлетит… Гегемония стремилась поддерживать как можно более полную иллюзию свободы: вместе с действительным ростом благосостояния это во многом способствовало затуханию в зародыше даже самых слабых поползновений к противоречиям. Фобос представлял собой нечто вроде естественного и заботливо сохраняемого парка или заповедника, где человек мог при желании очутиться в одиночестве, с глазу на глаз со звездами, и на этом каменном булыжнике, лишенном атмосферы, какую-то долю секунды верить, что был свободен…
Но, как и везде во владениях Гегемонии, эта свобода была иллюзорной и формальной. Те, которым разрешался полет на Деймос, имели возможность взять напрокат у частных агентств небольшой каботажный корабль. Но, однако, мощности двигателей этих ракет хватало только на полет туда и обратно. У пилота могло сложиться впечатление, что только от него одного зависело вдруг взять и пуститься в глубины космоса. Однако к опасному полету — надо было во что бы то ни стало добраться до Деймоса как можно быстрее, чтобы свести до минимума возможность обнаружения.
Двигатели ракеты взревели и Джонсона придавило к сиденью. Он не строил себе иллюзий на этот счет: так и придется ему терпеть ускорение 6G весь полет — без искусственной гравитации, без специального скафандра… Но самым неприятным чувством была постоянная неуверенность: если его засечет патрульный корабль или станция раннего оповещения, он будет мгновенно превращен в ничто, так никогда и не узнав, что же с ним произошло…
Несмотря на чудовищное ускорение, которое затуманило ему голову, он почувствовал, что впервые с момента неудавшегося заговора получил небольшую передышку. Но и это чувство было отравлено воспоминанием о неудаче, которая давила на него с еще большей силой, чем эти дьявольские 6G. Ведь детально разработанный план с треском провалился: Кустов остался жив, а Лига лишилась всех выгод, на получение которых рассчитывала в случае удачи. Гегемония поступила очень умно, переложив ответственность за покушение на Братство. Ведь по мнению среднего Опекаемого все акты Братства были абсолютно необъяснимы, а причины надо было искать в тумане древних наставлений, почерпнутых в забытых книгах, озаглавленных “Библия”, “Коран” или “Теория социальной энтропии”.
Никто не знал точно о чем эти книги, но было ясно, что появились они в Эпоху Религий, и фанатики, которые вдохновлялись ими, должны были восприниматься как естественное и неотвратимое зло — точно так же, как признаки душевного заболевания овладели лишь людьми, считавшимися святыми…
И Совет не испытывал затруднений, поддерживая мнение о том, что акции Демократической Лиги и Братства Убийц одно и то же, направляя общественное порицание на собирательный и, в конечном счете, малоопасный образ секты каких-то безответственных типов…
Джонсон попробовал усилием воли прогнать облако, которое заволакивало его мозг и мешало обзору, чтобы взглянуть на часы. Еще на одну минуту ближе к Деймосу.
“В конце концов, может быть, мне и повезет, — подумал он рассеянно. — Потом посмотрим… Надо подумать об этом на свежую голову. Ведь получается, что Лига ходит по кругу. Число вновь поступивших, которое и так никогда не было достаточно высоким, регулярно понижалось. Засилье Гегемонии все возрастало. Глаза и Лучи продолжали терзать население, и Опекаемые превращались в стадо, безразличие которого росло, по мере того как повышался уровень жизни, а санкции, карающие за Запрещенные Деяния, становились все более жестокими”.
И вот теперь, казалось, само Братство решило поддержать Гегемонию, если только…
Если только Братство не было с самого начала ставленником Гегемонии, специально созданным для проведения подобных операций?
А может быть, все это не имело никакого смысла… Может даже лучше, если его каботажник будет обнаружен и…
И в этот момент двигатели смолкли. Поднятый со своего кресла, Джонсон полетел вверх, неожиданно лишившись веса, однако ремни безопасности удержали его. И одновременно со своим телом, сбросившим тяготы ускорения, голова у него тоже прояснилась при виде Деймоса, хаоса его мертвых и бесплодных скал, которые окружали его со всех сторон миниатюрный космопорт.
Он не знал, как же все произошло, да и теперь его это мало волновало: он был жив. Он прибыл на Деймос, в целости и сохранности. Теперь он превратился в “Самюэля Скляра”, недавно прибывшего на Фобос после недолгой прогулки на Деймосе. Через сутки он сядет на корабль, летящий на Землю, — единственное место, где Лиге еще удавалось держаться и действовать достаточно эффективно. К тому же из трех тысяч сторонников Лиги две тысячи находились на Земле.