Учитель достался мне от бога. Свои знания он передавал спокойно, ни разу не превысив голос и не оскорбляя достоинство. Все уловки увильнуть от занятий быстро пресекались ужесточением и увеличением нагрузок. Сансей добивался от меня полной отработки и выполнения, до автоматизма, упражнений. Причем для него не было различий, что я делаю, или изготовляю настойку, или разучиваю очередной прием рукопашного боя. Лудьше всего мне удавались упражнения с шестом и нунчаки.
Но все помыслы старика были направлены на создания из меня идеального убийцы. В мое обучение входили многие дисциплины, помогающие мне стать таковым. Чтение следов, умение маскироваться и тайно проникать, изготавливать яды и дышать под водой. Все это и многое другое учитель методично вдалбливал в мою голову и заставлял отрабатывать телом до автоматизма.
Но все заканчивается, как и человеческая жизнь. Однажды учитель не проснулся, а представитель власти прибывший для решения моей дальнейшей судьбы, читая завещание чуть не получил инфаркт. Факт, что я оказался ребенком, выжившим в автокатастрофе 14 лет назад, для него оказались ударом. Метрика, найденная в сундуке у знахаря, была тому подтверждением. Там же и лежали документы моей покойной матери. Для меня это тоже в тот момент было новостью. Я несколько раз в детстве спрашивал учителя, почему моя внешность отличается от местных жителей, и каждый раз учитель отвечал, что-то неопределенное и тут же озадачивал каким-нибудь новым упражнением.
Мой отец, Сергей Иванович Волков, прилетевший срочно в Японию, после того как ему сообщили о найденном сыне, долго плакал и обнимал меня в префектуре. Хорошо, что еще репортеров не пустили, на улице их собралось столько, что пришлось перекрыть движение. И пока мы были еще неделю в Японии, оформляя различные документы на возвращение в историческую родину, они гонялись за нами по пятам.
Газеты были полны заголовков – « Мальчика 14 лет воспитывали волки», «Тарзан в Японии», «Маньяк похитил ребенка и 14 лет продержал его подвале», ну в основном в этом духе. К безумным репортерам прибавились толпы фанатов, хотевших посмотреть, а еще лудьше сфотографироваться с жертвой авиакатастрофы. Короче все это меня тогда доводило до бешенства, что под конец я начал рычать не хуже Тарзана или даже Кинг-Конга. При вылете из Японии на Украину, особых трудностей не возникло. Только старый сундук, который мне достался от учителя с его вещами, вызывал удивление на таможне. И если на японской таможне это только вызвало удивление, на украинской таможенник попытался конфисковать пару мечей катаны и, вакидзаси и комплект метательных звезд. И только вмешательство друга отца, встречавшего нас в аэропорту, показавшего какой-то документ таможеннику, позволил быстро и безболезненно пройти эту нудную процедуру.
Отец, на тот момент занимал должность в совете директоров крупной электронной корпорации, занимаясь поставками техники, и был довольно таки обеспеченным человеком. Несмотря на достаток, он второй раз не женился, хотя женщины у него были. Мое внезапное оживление у него вызвало действительную радость и все те 14 лет, которые у него были, пропущены в моем воспитании резко обрушились на меня его нерастраченной любовью.
Буквально на второй день приезда, отец договорился в министерстве образования и ко мне начали ходить учителя. Учить пришлось с нуля азбуку. Вспомню, как по полчаса повторял –«мама мыла раму» и эта проклятая «р» все не хотела выговариваться. До сих пор мне иногда говорят, что у меня присутствует какой-то акцент. Три года вылились в кошмар. То, что дети проходили за 11 лет в школе, со мной прошли за три года в частном порядке и потом на общих основаниях сдавал вместе со всеми ВНО, причем набрал довольно таки высокие балы и мог поступать в любой престижный университет.
Однако эти три года учебы меня достали и мысль о том, что еще учиться минимум 5 лет меня вводили в полное уныние. Друзей за эти годы я особо не нашел. Поэтому мысль пойти в армию для меня тогда казалась верхом мудрости. Я впервые увидел разозленного отца. Он топал ногами, брызгал слюной, хватался за сердце, называя меня разными нелепыми словами, обозначавшие крайне нехорошие степени моей глупости и недоразумения. Но я уперся как бык.
На сборном пункте военкомата, на который я прибыл, было довольно таки много парней моего призывного возраста. Некоторых даже привезли родители из-за стола в бессознательном сознании в крайней степени опьянения. Оказывается, тут есть такой обычай под названием «проводы». В зависимости от степени соблюдения традиции проводы могут длиться неделями и целыми деревнями. Причем к концу проводов, ни кто уже и не помнит, кого куда провожают и зачем.
Через некоторое время во двор со здания военкомата вышел высокий и худощавый капитан в камуфляжной форме в тельняшке и голубом берете. Его сопровождало два сержанта в такой же форме пренебрежительно разглядывающих нас. Офицер сказал что-то сержантам и те попытались изобразить из нас строй с двух шеренг.