Братство выживших

– Хорошо, я приеду. Возьму билет на завтрашний поезд, через сутки буду в Москве.

– А самолетом нельзя? Быстрее получится.

– В этом городишке нет аэропорта. Тут вообще ничего такого нет, потому что цивилизация сюда еще не дошла. Задержалась лет на двадцать.

– Хорошо, приезжайте хоть поездом. Я знала, что вы не откажете. Когда возьмете билеты, позвоните. Пришлю машину вас встретить.

Короткие гудки отбоя.

Закончив телефонный разговор с женой Тимонина, Девяткин встал, раскрыл створки стенного шкафа, стянул форменную рубашку и брюки, переоделся в гражданскую одежду и критически осмотрел себя в большое зеркало. Видок не слишком солидный.

Ехать в таком виде в столицу, явиться в приличный дом, чтобы расстраивать своим видом жену друга, у которой и так большие неприятности, которая, возможно, вдовой стала, нет, на такую пакость он не способен.

Девяткин сел в кресло, зашнуровал ботинки, позвонил в соседний кабинет младшему лейтенанту Афонину, велел забрать протоколы и закруглить все дела с задержанными.

– Только ты с ними построже, – велел майор. – Без разговоров за жизнь, без соплей. Я вернусь во второй половине дня.

– Построже – это само собой, – отозвался Афонин, который не умел строго держаться с задержанными хулиганами.

Теперь надо садиться в машину и ехать к начальнику управления Ефремову на дачу, где тот лечится тяжелым трудом от мифической ангины. Ехать и отпрашиваться на неделю. Ефремов воспримет просьбу подчиненного как личное оскорбление. «Ты не можешь с этим дерьмом повременить? – спросит Ефремов. – Ты ведь меня под корень рубишь. Знаешь ведь, как мне нужна эта неделя. В кои-то веки выбрался поработать на воздухе». Ну, и так далее…

Ничего, он хороший человек, поймет, войдет в положение. Должен понять.

На центральной площади Девяткин появился в пятом часу вечера. Он уже успел побывать на даче Ефремова и выпросил неделю за свой счет, затем пообедал все в той же диетической столовой, в которой поклялся себе больше не бывать. Затем побрился и постригся в вокзальной парикмахерской. Теперь самое время подумать об обновлении гардероба.

Жара не собиралась идти на убыль. Ветер поднимал и гнал по площади клубы въедливой пыли и мелкого песка. Девяткин подошел к городскому универмагу, с огромными, как в Большом театре, колоннами, поднялся вверх по ступенькам. В торговом зале на первом этаже было так прохладно, будто сюда вернулась ранняя весна. Не хватало только птичьего пения.

Он зашел в секцию готовой одежды. Для начала посмотрел галстуки и сорочки, остался недоволен скудным ассортиментом. Затем побродил перед кронштейнами с готовыми мужскими костюмами, решив, что здешние образцы немногим лучше того пиджака, что сейчас тесно обтягивает его плечи.

Женщина, сидевшая на кассе, узнала заместителя начальника горотдела полиции, заулыбалась, заискрилась золотыми зубами, но Девяткин, ускорив шаг, быстро ретировался. Стоило ему остановиться, и кассирша наверняка пристала бы с вопросом: не он ли застрелил рецидивиста Горбунова?

Ну, и город… Будь он проклят!

Девяткин прошел вдоль прилавков в дальний угол зала, открыл дверь, нырнул в служебный коридор и без стука распахнул обитую бордовым кожзаменителем дверь с табличкой «Директор универмага Олег Маркович Мещерский». Просторная приемная пустовала, только за письменным столом длинноволосая секретарша листала журнал мод годовалой давности. Опять новенькая. И где только Мещерский откапывает смазливых секретарш?

– Я к директору, – сказал Девяткин.

Секретарша подняла темно-синие глаза, оценивающим взглядом окинула галстук и пиджак посетителя, а решив, что перед ней рядовой жалобщик из покупателей, процедила:

– Олега Марковича нет на месте, и сегодня уже не будет.

– Где же он? – удивился Девяткин.

– На торговой базе.

– А чья машина в переулке стоит? В этом городе только твой начальник ездит на «пятом» «БМВ». Он и еще парочка бандитов, по которым тоже тюрьма плачет.

Девушка закрыла журнал, поняв, что с другой стороны стола вовсе не жалобщик. Внешность, увы, обманчива.

– Как вас представить?

– Я сам представлюсь. – И майор шагнул к директорскому кабинету.

Мещерский, копавшийся в бумагах, при виде Девяткина попытался изобразить радость, даже всплеснул руками. Но радость на его лице получилась вымученной, фальшивой, больше похожей на гримасу испуга.

– Какими судьбами?

Девяткин не ответил. Сел к столу для посетителей, вытянул ноги и без долгих предисловий перешел к делу.

– Помнишь тот серый пиджак, который ты мне принес в прошлом месяце?

– Как же, помню. Франция.

– Один гад испортил твой пиджак. Восстановлению он не подлежит.

– Надо же, какая досада. Очень жаль.

– И мне жаль. Надо как-то поправить положение. Не могу же я ходить в этом дерьме. Тем более что я завтра уезжаю в Москву.

В глазах Мещерского блеснула робкая надежда.

– На повышение? Наверх забирают?

– Уезжаю всего лишь в короткий отпуск. Так что будем делать?

Мещерский был разочарован ответом. Он сделал вид, что не понял иносказаний полицейского.