Братство золотарей

Случалось, в отсутствие санитарки ему исполнять и более интимные просьбы. Но Серёга безропотно подавал и опорожнял «утки» и «судна» с таким выражением лица, словно он был самолично виноват в скорбном положении просящего.

– Сергей, возьми мне вафель и кефира. И, если есть, какую-нибудь минералку без газа.

Стас, кряхтя, повернулся к тумбочке и вытащил деньги.

– Может, пивка, где надыбаешь, Вон Юра слюной заходится. Ему можно, у него кости в порядке, а я вот буду страдать…

Юра делал вид, что спит и не слышит Стаса. Он не мог себе позволить такую роскошь. Вся его наличность давно перешла в область туманных грёз, а до её пополнения оставалась долгая неделя.

Стас только к концу второго дня понял, насколько его положение здесь будет зависеть от таких ходячих «счастливчиков». Все обезноженные «скелетники» вообще быстро смекали эту простую истину, всячески ублажали своих добровольных «патронов». И только один из них занимал место, которое Стас никак не мог долго определить.

Каждый день в палате появлялось это маленькое, худосочное существо. Оно было мужского рода с лицом тряпичной куклы, только сильно состарившейся. Существо это, маленький, скукоженный мужичок, возбуждал в отношении своей особы смешанное впечатление насмешливой жалости и безразличия. К тому же, своими повадками он напоминал маленького испуганного пёсика. Трясясь при каждом внезапном появлении больничных работников, мужичонка съёживался, забивался в тёмный угол и там замирал.

Впрочем, при появлении санитарок он был смелее. В моменты раздачи пищи он робко просил налить ему «черпачок жиденького». Но это была лишь проформа. Валера, ибо имя он имел вполне человеческое, в такие часы становился счастливым обладателем пары-тройки добротных порций. Порции доставались ему от истомлённых плохим самочувствием больных, страдающих отсутствием аппетита.

Свой крест Валера нёс безропотно. Долгими вечерами, когда измученная плоть страдальцев находила утешение в привычном мужскому естеству сорокаградусном забвении, Валера, с аскетичными интонациями, будто рассказ и не касался его жизненных перипетий, присовокуплял эпизоды своей крутой судьбы к не менее крепким дозам хмельного болеутолителя. Как-то, в конце третьего дня, из сгустившихся сумерек через балконную дверь неслышной полутенью возникла его маленькая, серенькая фигурка. Юра, лежавший ближе всех, в сердцах воскликнул:

– Тебе бы, Валерик, где-нибудь призраком работать!