Ей даже почему-то подумалось, что если бы у нее был этот красивый, скромный камешек, то он принес бы ей счастье...
Подвеска стоила недорого, но и эти небольшие деньги подрывали ее месячный бюджет.
Но сегодня Нина Васильевна все же решилась – имеет же она право на маленькие женские слабости.
Скрипнув тормозами, остановился троллейбус. До «Сувениров» было всего две остановки, но ей они показались вечностью.
На дверях магазина, запертых большим висячим замком, болталась картонка с грубо намалеванной надписью «Ремонт». Нина Васильевна все стояла и стояла у закрытых дверей, не зная, на что надеется.
«Ну и хорошо, – успокаивала себя она по дороге домой. – Не зря говорится – все к лучшему... Зато вовремя внесу квартплату...»
В людском потоке Нина Васильевна скоро затерялась. И конечно, никто из спешащих прохожих не заметил, как в уголках губ Нины Васильевны вдруг образовалась новая скорбная морщинка...
– Ну как, убедилась? – довольно откинулся я на спинку кресла, поворачиваясь к Вике.
Та беззвучно сидела, закрыв лицо ладонями. Между пальцев текли черные струйки. Я даже всерьез испугался, пока не просек, что она просто плачет, и у нее снова потекла тушь с ресниц.
– Тут обязательно должна быть дамская комната, – как бы между делом заметил я, скатывая исписанные скомканные салфетки в компактный комочек, чтобы запихать его в пепельницу.
Увидев это, Вика тут же отобрала у меня салфетки и, аккуратно их разгладив, спрятала в свою сумочку.
– Милый романтик! Женечка, ты даже не представляешь, какая у тебя нежная, ранимая душа.
– Ладно, – рассмеялся я, – давай ступай умываться, а то на нас уже подозрительно оглядываются.
Блондинка упорхнула наводить марафет, а я закурил «родопину», высматривая куда-то запропастившегося официанта.
К моему столику, ухмыляясь сытыми мордами, подошли разболтанной – явно уголовной – походочкой трое ребят в одинаковых кожанках. Между прочим, вот эта походка, невольно вырабатываемая в лагере, является главной приметой бывшего зека для ментов. Поэтому серьезные люди, освободившись, в первую очередь избавляются от этой дурацкой привычки наряду с жаргоном. Но эти трое – зелень, чайки, которым даже простейшие очевидные вещи надо вдалбливать в башку не словами, а кастетом.
– Ты чо, козел, так нескромно себя ведешь? – спросил старший из них, явно нарываясь на неприятность. – Официанта оскорбил, телку до слез довел. По ходу, тебя, падла, вежливости учить пора!
– Лады, – легко согласился я. – Пошли в туалет.
Немного удивленная моим внешне не подкрепленным физической силой нахальством, троица сопроводила меня в туалет.
– А вот щас, козлина, побазарим с тобой всерьез, – с угрозой сообщил старший, подперев дверь изнутри шваброй.
Он вынул из-за ремня эбонитовые нунчаки и довольно профессионально закрутил ими.
– Ладно, – искренне вздохнул я. – Хотел только почки вам опустить, но раз вы вооружены – не получится.
– Еще бы! – загоготал старший. – Это мы щас тебе и почки и печень подлечим.
Вот что мне нравится в таких ребятах – любят они порисоваться – покривляться перед делом. А самая продуктивная работа – быстрая. Я сунул руку под куртку и вынул новое действующее «лицо» – матово блеснувший воронением «марголин» с привинченным глушителем.
Явно не ожидавшие такого поворота событий, «кожаные затылки» замерли, дебильно разинув рты и ошарашенно уставившись на темный зрачок пистолета. Нунчаки, выпав из руки громилы, стукнулись о кафельный пол.
– Не ссыте, бакланы! Кончать вас не буду. Просто визитку оставлю на память. Чтоб впредь не вязались к людям, о которых даже понятия не имеете.
«Братишка» трижды вздохнул, отдаваясь в плече. По полу, освободившись от пуль, запрыгали три черные гильзы. Подбирать их я счел необязательным.
Точно посередине «ежиков» боевиков пролегла красная дорожка. Кровь, скапливаясь на узких лбах, капала на нос.
– Это вам, мальчики, памятка от «Пирамиды»! Сочувствую, но волосы на поврежденных местах расти уже никогда не будут. Если вам очень не повезет – еще встретимся. Тогда стрелять буду на два сантиметра пониже. Живите пока!
Я вышиб ногой подпиравшую дверь швабру и вышел в ресторанный зал. Официант вытаращил на меня глаза. Он явно был уверен, что я сейчас валяюсь в полной отключке и окровавленный в сортире.
– Ваш заказ давно готов! – стал он вдруг необычайно предупредительным. – Через секундочку подам!
Не обращая на него внимания, я подошел к нашему столику. Вика была уже в полном порядке.
– Малыш, нам, к сожалению, надо уходить. Могут быть крупные неприятности. И потом, знаешь, мне вдруг страшно стало не хватать твоих любимых шашлыков из «Плакучей ивы»!..
В этот день Вика была явно со мной необыкновенно ласково-нежна. Наверное, из-за литературного опуса «Подвеска». А может, она просто предчувствовала мой тайный подарок – ведь со смертью изверга мужа Вика становилась свободной и счастливой женщиной. И если ей понадобится, на что я очень рассчитывал, мужчина-утешитель, то я всегда готов на эту замечательную роль.