Братва и кольцо

На лесоповале кипела работа – урки в массовом порядке заготавливали дрова для доменной печи. Работа не остановилась, даже когда среди толпы возник Сарумян, заявившийся на лесоповал с внезапной проверкой. Впрочем, и незамеченным его появление тоже не осталось – к нему подбежал «парламентарий», явно старавшийся держаться подальше от главного урки и потому обратившийся прямо к нему:

– Корни очень толстые, гражданин начальник. Ребята просят расценки повысить.

– Поговорите мне, вообще за харчи работать будете!!! – Сарумян повернулся к главному урке и командовал:

– Показывай, что там дальше.– И направился в сторону мастерских, сделав вид, что не замечает короткой расправы, учиненной над нахальным парламентером. Он прошел мимо урок, тащивших свежесрубленные вековые деревья, чуть поодаль урки пилили брёвна на чурки, а другие урки рубили чурки на дрова.

У самых дверей мастерских его догнал запыхавшийся главарь урок, на ходу протирая окровавленную дубинку. Сарумян остановился у входа в цех, где отливали чугун,– оттуда шел нестерпимый жар. Он жестом показал спутнику, что они идут дальше.

В следующем цехе стоял невообразимый шум – работали сотни токарных и сверлильных станков. Сарумян поморщился, словно от зубной боли, и не останавливаясь прошел дальше. Сквозь распахнутые ворота следующей мастерской виднелся невообразимо длинный конвейер, на котором урки собирали оружие.

Сарумян постоял немного у самого входа, после чего кивнул сопровождающему его урке и пошагал обратно в штаб.

G

Агроном и карапузы стояли около забора, за которым высилась полуразрушенная халабуда. Заспанные и помятые подростки стояли, сбившись в кучу,– примерно с полчаса назад Агроном растолкал их сонных и пинками погнал сквозь ночной лес в неизвестном направлении, пока они не выбрались к этому самому забору.

– Это старая заброшенная турбаза Омон-Сул. Тут и заночуем.– Агроном снял плащ. За широким кожаным поясом оказалось несколько кинжалов. Он протянул их карапузам:

– Это вам на всякий пожарный. Держать под рукой. Я пойду, заценю, чё как. Никуда не уходить.– Он перемахнул через забор, и через секунду его крадущиеся шаги перестали различаться в ночи.

Карапузы подошли поближе к дому, но входить внутрь не решились, расположившись у одной из стен, на которую выходили только окна второго этажа. Фёдор сбросил котомку, изрядно натершую не привыкшие к пешему туризму плечи, нарвал десяток листиков, попутно отказавшись от дружески предложенного Мерином Геком борщевика, и со словами «Пойду, проведаю березки» скрылся за углом.

Вскоре Пилигриму Чуку удалось без особого урона для себя и окружающих разжечь небольшой костерок, и дела пошли на лад. Сеня и Гек развязали котомки со снедью и завели неспешную беседу. Пламя отбрасывало на бревенчатую стену развалюхи причудливо искривленные тени, карапузы медленно жевали подсохший хлеб, покуда на огне жарилась колбаса, а в углях запекались яйца. Гек наклонился поближе к огню и многозначительно сказал:

– У меня яйца лопнули.

Пилигрим Чук моментально откликнулся:

– А колбаса не подгорела?

Из-за угла с озабоченным видом подошел Фёдор:

– Вы чё, вообще опухли?

– Да мы, типа, хавчика немного надыбали.– Гек протянул в качестве доказательства порядком обгоревший кусок колбасы.

– Не шуми, Фёдор, сейчас не получилось – потом получится, я тебе листиков сам нарву!!!

– Туши костер! Уроды! Позицию засветите! – вскипел Фёдор и, бросившись к костру, принялся разбрасывать горящие поленья и исступленно топтать ногами угли.

Мерин Гек так и застыл с куском колбасы во рту:

– Толково придумано – золу прямо на мои яйца! – договорить он не успел, за забором раздалось громкое лошадиное ржание.

Карапузы вскочили на ноги и в ужасе принялись вглядываться в темноту.

За забором громыхали конские копыта, топот скакунов проносился слева направо и опять назад. Похоже было, что всадники ищут ворота. Так продолжалось до тех пор, пока чей-то резкий громкий выкрик не разнесся в ночи – через несколько секунд над забором появились темные фигуры в плащах.

Где-то за забором ржали брошенные лошади. Весь верх забора был усеян ржавыми гвоздями, и плащи всадников цеплялись за них, оставляя длинные черные лоскуты ткани на остриях. Скинув плащи, всадники остались в чёрной эсэсовской форме с одним погоном, увешенной всевозможными знаками отличия – дембельские аксельбанты, дубовые кресты и значки за три парашютных прыжка, подводный поход и сдачу Берлина светились в лунном свете, как древние кольчуги.

Мягко ступая по прошлогодней листве хромовыми сапогами, эсэсовцы неспешно приближались к карапузам, на ходу вынимая из ножен шашки.

Первым очнулся Фёдор:

– Бежим!