Братва. Пощады не будет

Словно подтверждая мои мрачные опасения, Гоша шевельнулся в кресле и открыл затуманенные глаза. Зрачки уже подернула прозрачная пленка – это визитная карточка с того света, но взгляд пока что оставался вполне осмысленным.

– Монах, спрячь Машеньку! – прохрипел Шепот, цепляясь окровавленными пальцами за мою левую руку и безуспешно пытаясь выпрямиться.

– Не шевелись, брат, и не переживай! Тебе это сейчас вредно! – Я высвободил запачканную ладонь из его ледяных клещей и добавил совершенно искренне: – С дочерью твоей все будет в порядке! Обещаю!

Должно быть, тревога о судьбе дочери была той единственной ниточкой, что удерживала Гошу на этом грешном свете. Успокоенный моими словами, он слабо благодарно улыбнулся и закатил глаза. В уголках губ лагерного приятеля появились обильные капельки крови – видно, у него были пробиты легкие. Так и отдал концы Шепот, улыбаясь. Красивая смерть, ничего не скажешь. Я даже позавидовал слегка где-то в глубинах души.

– Вы же опасно ранены! – услышал я обеспокоенный возглас за спиной.

Оглянувшись, увидел круглые глаза Юрия Николаевича, явно удивлявшегося моей невероятной живучести. Он, святая простота, даже руки вперед протянул, желая, по ходу, подхватить меня, когда я начну падать.

– Пустяки. На мне хороший бронежилет, как всегда. Ударило довольно сильно, но, чувствую, ранение не проникающее.

– Пуля, Евгений, предназначалась мне! – убежденно заявил бледный госдеятель. – А ты, дружище, меня заслонил, жизнь спас!

Из врожденной скромности я не стал с ним спорить, лишь обронил:

– Это вышло совершенно случайно, Юра. Не бери в голову.

– Как бы там ни было, а я твой должник по гроб жизни! – уже полностью обретя свой обычный самоуверенно-командный тон, сказал мой новый вельможный друг. – Обращайся в любое время суток! Я добро не забываю!

– Ладушки! – легко согласился я. – Буду иметь в виду, Юрий Николаевич!

– Никаких больше отчеств! Для тебя с сегодняшнего дня я просто Юра!

Этим нервным реверансам, боюсь, не было бы конца, но тут очень вовремя нарисовались телохранители. При своих «шестерках» Юрий Николаевич поспешил напялить на физиономию непроницаемо-высокомерное выражение.

– Оба террориста убиты наповал сотрудником милиции, случайно оказавшимся поблизости, – доложил шефу тот, что был с рацией. – Он остался охранять место происшествия до приезда своих коллег. «Скорая помощь» тоже уже выехала.

«Ну что ж, все пока катит в елочку. По плану то бишь. Я закурил «родопину», облокотился на мягкие велюровые перила барьера, любуясь сверху на тихую панику, царившую в партере. Часть публики торопливо спешила к выходам, а другая часть, застыв как стоячими, так и сидячими истуканами, задрав головы, глазела на ложи. Поведение людей обусловливалось, ясно, их характерами. Ипохондриков, судя по количеству сидячих «статуй», нынче в театре музыкальной комедии было больше всего.

* * *

Освободился я от докучливых вопросов любознательного следователя уже поздней ночью.

Выйдя из управления внутренних дел на воздух, обнаружил, что мою скромную особу дожидаются двое, тут же поднявшиеся со скамейки навстречу. Первый – капитан Пилипчук, а второй – плюгавый мужичонка с репортерской сумкой через худосочное плечо. По микрофону в его руке я махом просек, что почем.

– Уважаемый Евгений Михайлович, вас беспокоят «Екатеринбургские ведомости». Будьте добры ответить на несколько вопросов! – сразу взял быка за рога корреспондент, нахально сунув мне в лицо микрофон, как дуло пистолета.

– Какие такие вопросы? – не слишком любезно отозвался я, отстранив рукой в сторону журналистское оружие.

– Что заставило вас, рискуя собственной жизнью, заслонить телом первого зама руководителя города?

– На моем месте так поступил бы каждый! – усмехнулся я, вспомнив недавнее газетное интервью с пожарником, спасшим из горящего дома девчонку-малолетку.

– Это общее место! Штамп! – недовольно скривился репортер. – Поконкретнее, пожалуйста! Какие мотивы или чувства вами двигали? Вы с Юрием Николаевичем друзья?

– Без комментариев! – отрезал я любимым выражением нашего министра внутренних дел, которое он обычно употребляет, когда ему нечем ответить на вопросы журналистской братии об очередном громком преступлении.

– Назовите хотя бы свою фамилию! – взмолился мужичонка. – Мне утром материал в редакцию сдавать, а господин Пилипчук не захотел сказать или сам не знает!

– Ничем не могу помочь. Разве что заголовок подкинуть тебе на бедность. Пользуйся: «Скромный герой решил остаться неизвестным». Покатит? Вот и ладушки! Гуляй отсюда, короче, пока я остатки скромности не растерял, глядя на твою шакалью морду. Может, тебе ее набить для доходчивости? На бульдожью мигом станет похожа... Капитан, проводите меня домой. Неважно что-то себя чувствую. Тут недалеко.

Пилипчук готовно подставил свое плечо, но я лишь просто взял его под руку и увлек в ближайший темный переулок. Назойливый репортеришка хотел было нагло увязаться за нами, но вовремя благоразумно воздержался от столь чреватого для его физиономии шага.