Братва: Век свободы не видать

Воспользовавшись тем, что Рафаил находился в неподвижной отключке, я проштамповал отпечатки его пальцев на стеклянной трубочке с остатками цианита и осторожно-аккуратно запаковал ее для гарантии сохранения вещдока в полиэтиленовый мешочек.

Наконец Рафаил Вазгенович начал подавать слабые признаки жизни. Сперва у него дрогнули веки, затем он протяжно вздохнул и открыл затуманенные глаза.

– Как вы нас перепугали, милейший! – посетовал я, закуривая. – Чуть что – сразу в обморок норовите грохнуться. Вы же не кисейная барышня, в натуре! Надо уметь по-мужски держать себя в руках, коли занимаетесь столь тяжким промыслом. Незаконные операции с валютой и «рыжьем» имею в виду.

– Что все это значит, Евгений Михайлович? – враз охрипшим голосом вопросил Рафаил, безуспешно пытаясь освободить руки от кожаных пут.

– Да ничего особенного, любезнейший, – пояснил я, доброжелательно ему улыбнувшись. – Где пояс с золотишком, что вы сняли с убиенного Романа Борисовича? Советую сообщить, куда заховали, пока господин Цепелев не занервничал. Учтите: когда он нервничает, то впадает в агрессивное состояние, и тогда за ваше драгоценное здоровье я уже не смогу дать и ломаного гроша.

– Гарантия! – поддакнул соратник, вперив в клиента свои замороженные небесно-лучистые глаза профессионального костолома.

– Что с моим братом? – некультурно вопросом на вопрос ответил связанный собеседник.

– Он пока без сознания. Скоро очнется, – поспешил я слегка успокоить Рафаила, так как известие, что Ашот уже переместился в лучший из миров могло его сильно расстроить, и дальнейший разговор с ним стал бы наверняка бесперспективен. Ведь некоторые братья очень привязаны друг к дружке, как мне неоднократно приходилось наблюдать в повседневной жизни. Следовало по-умному учитывать сей весьма достоверный факт.

– Ни о каком золоте ничего не знаю, – заявил упрямец, демонстративно от меня отворачиваясь.

– Евген, позволь мне децал побазарить с гадом, – вмешался нетерпеливый подручный, сжимая свои кувалдообразные кулаки.

– Успеется. Терпеть не могу проявлений излишней жестокости, – усмехнулся я, доводя личную жизненную установку до Цыпы. – Поднимись-ка лучше в рулевую рубку. У меня крепкое предчувствие, что Рафаил загасил драгоценный груз именно там. А коли шмон не даст позитивного результата, тогда и побеседуешь с клиентом в своем обычном душеспасительном режиме. Душевышибательном, точнее.

Когда кроссовки Цыпы тяжело затопали по лестнице на палубу, я снова продолжил допрос:

– Кстати, Рафаил Вазгенович, а где доставленная Ашотом валюта? Вы в курсе? Пятнадцать тысяч баксов имею в виду.

– Сами у него спросите, – глухо буркнул этот упрямистый тип. – Почему он все еще не очнулся?

– При падении Ашот случайно ударился о пол затылком, – кротко и терпеливо пояснил я ситуацию. – Видимо, получил сильное сотрясение мозга. Слегка не повезло бедолаге. Бывает, дело житейское. Оклемается через некоторое время, не переживайте по пустякам.

Последние слова я, конечно, брякнул совершенно зря – Рафаил буквально так и взвился, припадочно побагровев лицом.

– По пустякам?!! Ашоту срочно необходима врачебная помощь! Как вы не понимаете?!

– Все понимаю, дорогой Рафаил, успокойтесь, пожалуйста, – устало вздохнул я, мягким толчком ладони возвращая его обратно на табуретку. – Когда Ашота осмотрит больничный травматолог, зависит исключительно от вас. Так что не тяните резину и отвечайте на интересующие нас вопросы. Лады?

– Хорошо, спрашивайте, – решившись, кивнул Рафаил, предварительно испепелив меня взглядом.

Довольно несдержанны все же армяне в своих эмоциях. Должно быть, это из-за их вспыльчивой азиатской крови происходит. Впрочем, надо признать: на личном жизненном пути мне диаметрально противоположные по характеру армяне попадались. Не нация, а натурально-метаморфозная загадка природы-матушки, короче.

– Отлично! Где валюта и золото?

– Их сейчас принесет ваш бандитский приятель, все в рубке под сиденьем рулевого лежит. Что еще?

– Совсем немного, – подбодрил я излишне нервного собеседника. – Зачем вы хотели меня подставить?

– В каком смысле? – Рафаил прекратил наконец поедать меня своими жгучими фальшивыми «агатами», в глазах явственно проявилось теперь затравленное выражение, что выглядело даже слегка забавно.

– Убийство несчастного Романа Борисовича имею в виду. Некрасиво, знаете ли, сваливать собственное преступление на невинного человека. Весьма неэтично.

Отвечать милейший Рафаил Вазгенович явно не спешил, да я и не настаивал на ответе. Он мне уже известен, и вопрос являлся чисто риторическим, в натуре.

Цыпа буквально скатился с лестницы, радостно сияя физиономией.

– Нашел, Евген! – пыжась от самодовольства, громко сообщил он, брякнув на стол тяжелый кожаный пояс и упитанный брикетик стодолларовых купюр, перетянутых желтой резинкой.

– Ты прямо как известный старинный ученый выражаешься, – усмехнулся я, взвешивая пояс с драгоценными слитками в руке. – Кажется, десять кило. Верно, Рафаил Вазгенович?