Бразилия и бразильцы

Поскольку ничто в Бразилии не совершается в назначенное время, никто не удивляется, что «Лауро Содре» не отходит по расписанию — в десять вечера, как было указано в билетах. И в третьем и в первом классах (второго класса на судне нет) начинаются ленивые споры насчет того, отойдем ли мы раньше или позже полуночи. Кто-то предлагает пари, что простоим до утра. Но около полуночи судно начинает подавать признаки жизни: внизу загудели машины, зазвякали сигналы машинного телеграфа. На правом крыле мостика появляется капитан — молодой парень в бесшабашно заломленной на затылок белой фуражке. Раздается низкий гудок. Падают в черную воду швартовы. Закиданная банановой кожурой полоска воды между бортом и причалом начинает постепенно расширяться. Тяжело повернувшись кормой к как-то сразу провалившиеся во мгле огням пристани, «Содре» неторопливо направляется в черную ночь, начиная очередной рейс по маршруту Белен — Манаус, протяженностью в тысячу миль, то есть около тысячи шестисот километров.

…Тысяча миль по самой полноводной реке нашей планеты — Амазонке.

До Амазонки еще сутки хода

«Внимание, Педро да Роша с прииска Массангана. Твоя подруга Лусия сообщает из Итапиранги, что из 145 крузейро, что ты ей послал, она получила только сто. Остальные сорок пять ей вручены не были».

Это — радиопочта. Все радиостанции Амазонки регулярно передают такие объявления и извещения, заменяющие отсутствующую здесь почтовую службу. С утра до поздней ночи равнодушный голос диктора, читающий эти записки, звучит из транзисторов, привязанных к гамакам третьего класса. В шесть утра тихий писк какого-то уже щебечущего, как ранняя пташка, транзистора перекрывается гулким динамиком внутренней трансляции:

— Пассажиры с детьми из первого класса приглашаются на утренний кофе в салон, находящийся в носовой части средней палубы. Остальные пассажиры будут приглашены через час.

Скрипя откидными койками, стукаясь лбами и локтями о тесные переборки, пробуждается первый класс.

Утро — дождливое, серое. Лениво ползут над водой грязные клочья тумана. Буйная зелень на плывущей назад земле кажется какой-то вылинявшей.

— Будет очень мило, если такая погода сохранится до Манауса, — вздыхает дона Луиза.

— Не думаю, — отвечает ее супруг. — Сезон дождей начинается тут не раньше, чем через месяц, в первых числах декабря.

Мы стоим на палубе и взволнованно пытаемся разобраться в сумятице наших первых амазонских впечатлений. Все пытаются говорить одновременно, и никто не обнаруживает желания выслушать своих собеседников. Еще бы! Такое путешествие случается не часто. И каждый из нас хочет немедленно излить свою душу.

— Наконец-то сбылась мечта, которую я лелеяла всю жизнь! — восклицает Флора. — Я — на Амазонке!

— Не торопитесь, сеньора, — возражает Итамар. — До Амазонки еще далековато.

— Но почему? А это что же такое? — дона Флора тычет наманикюренным ноготком в коричневую, мутную, словно кофе с молоком, воду. Итамар объясняет, что это — река Пара, один из рукавов Амазонки, огибающий с юга лежащий в ее устье гигантский остров Маражо. Только завтра к вечеру, когда мы пройдем через проток, соединяющий Пару с Амазонкой, Флора сможет считать свою мечту реализованной.

Фернандо Рихтер уже побывал на Маражо. Он осматривал там известные в Бразилии скотоводческие фермы, размышляя, не купить ли одну из них. Фернандо владеет несколькими тысячами голов крупного рогатого скота в Риу-Гранди-ду-Сул и подумывает о расширении своих деловых интересов. Именно ради этого он и отправился в путешествие по Амазонии.

— Маражо — один из крупнейших островов мира, — говорит он. — На его территории могли бы разместиться такие страны, как Бельгия или Голландия.

Мы узнаем от Фернандо, что еще в XVII веке португальские колонисты завезли на остров несколько коров и быков, а затем начали скрещивать их с импортированными из Индии буйволами. Получилась удивительная порода: буйвол Маражо дает в среднем на шестьдесят процентов больше мяса, чем равная ему по весу обычная корова. Молоко буйволиц — вдвое жирнее, чем коровье, оно гораздо продуктивнее при производстве масла и сыров.

— А какая шкура у буйвола! — восторгается Фернандо. — Она гораздо толще и прочнее, чем у моих быков, и пользуется громадным спросом у промышленников. К тому же буйвол очень неприхотлив. Он питается практически всеми видами трав, которые растут на Маражо, и может довольствоваться даже собственными экскрементами.

Он сообщает нам еще массу столь же интересных сведений, но слушаем мы его с неохотой. В это утро первой встречи с новым для нас миром не хочется говорить о неразборчивых гастрономических вкусах здешнего скота.