Браззавиль-Бич

Я по-прежнему не боялась ни Амилькара, ни команды «Атомный бабах», но впервые с момента хищения поняла, насколько я грязная. Ночлеги под открытым небом, скверная, приготовленная на костре пища, жизнь на колесах — все это меня по-своему увлекало. Грязь в такой обстановке была неизбежной. Но теперь, в этой заброшенной школе я почувствовала себя вонючей и гадкой. Кожу покрывал слой пыли. Одежда была заскорузлая, пропитанная потом. Волосы свисали толстыми сосульками. Зубы и десны покрылись толстым налетом, казалось, во рту у меня выросли лишайники. Я прямиком направилась к Амилькару и потребовала что-то, чтобы вымыться.

Из колодца в заднем дворике школы нам принесли два ведра воды и большой кусок розового мыла. Я вымыла голову и сразу почувствовала себя лучше. Один из мальчиков дал мне жевательную палочку, я почистила зубы. Ян разделся до трусов и тоже попытался вымыться. Теперь, когда я была пусть частично, но чистой, я поняла, что такой грязной одежды больше не выдержу. На мне была рубаха цвета хаки, джинсы и замшевые ботинки на шнуровке. Больше у меня не было ничего, кроме той холщовой сумки через плечо, в которую я побросала самые необходимые вещи перед отъездом.

Яну было еще хуже. Когда Амилькар приказал двум нашим кухонным мальчикам выйти из «лендровера», Билли машинально схватил сумку Яна с собранными для ночевки в городе вещами. Мы вспомнили, что он держал ее в руке, когда, не веря в собственное спасение, со всех ног бежал по дороге.

Нам снова наполнили ведра, я выстирала рубаху и джинсы. Когда Ян отправился разложить их на солнце, я торопливо простирнула трусы и лифчик, выжала их изо всех сил и успела надеть как раз перед его приходом.

Мы не выходили из комнаты, дожидаясь, когда наша одежда высохнет. В белье я чувствовала себя неловко и как истукан сидела у стены, поджав колени к подбородку. Синяк, след Маллабарова кулака у меня на плече, напоминал свинцово-серый, грязно-коричневый цветок с четырьмя пурпурными точками. Прикоснуться к нему было больно.

Я заметила, что Ян, сидя в другом конце комнаты, бросает на меня горящие взгляды. Его глаза то и дело останавливались на мне, от этого я чувствовала себя еще более скованно. Его похотливый зуд меня злил. Ему было легче: его боксерские трусы были не более и не менее откровенными, чем плавки. Раздраженная собственной стыдливостью, я демонстративно встала, подошла к окну и посмотрела на голый выжженный кусок земли перед домом.

— Должно скоро высохнуть, — беззаботно сказала я.

— Подождите полчасика.

Но, стоя у окна, я обнаружила, что беспокоюсь, не облепляют ли мокрые трусы чересчур плотно мои ягодицы, и, если я повернусь, не будет ли просвечивать синевой и приподнимать мокрую ластовицу треугольник густых волос у меня на лобке…

Я повернулась, торопливо прошла к своему одеялу и уселась со скрещенными ногами, положив руки на бедра, свесив вниз, чтобы прикрыться, сцепленные в замок кисти.

Никто из нас не знал, о чем говорить. В комнате было жарко. От того, что мы оба стеснялись, атмосфера накалилась еще больше. Я почувствовала, что покрываюсь испариной. Волосы начали липнуть к плечам.

Ян встал, пытаясь придумать, чем занять руки. Он неизвестно зачем опять начал шарить по шкафам. Нашел половину линейки.

— Пользы с нее немного, — он показал мне обломок.

— А вдруг захочется измерить что-нибудь короткое, — не думая, брякнула я.

Секунду-другую мы оба старались не замечать двусмысленности.

— Ну, думаю, в такие подробности мы вдаваться не будем, — сказал Ян и рассмеялся. Я тоже, не без труда. Но напряжение это как-то разрядило. Мы снова начали разговаривать о том о сем: о нашей ситуации, о том, какие у нас есть возможности и стоит ли нам пытаться сбежать. Снаружи наша одежда быстро высыхала на солнце.

Вечером нам дали много жаркого и гору рыхлой развалившейся запеканки. Когда я спросила, чье это мясо, мне сказали, что кустарниковой свиньи. Мясо было сухое и жилистое, с сильным привкусом дичины. Как бы то ни было, оно подействовало как хорошее слабительное на мой переполненный, окаменевший кишечник. Я вышла во дворик и навалила огромную кучу за одним из сараев. Мне стало легче, и очистившаяся, на нетвердых ногах, я несколько мгновений неподвижно простояла в сумерках, пахнущих костром, на котором нам сготовили ужин. Не знаю, что: освещение, запах, легкая слабость или все это вместе взятое вызвали у меня такие пронзительные воспоминания о Непе и о Джоне Клиавотере, что впервые с момента похищения меня захлестнули эмоции и я почувствовала, как слезы щиплют уголки глаз.

Вернувшись к нам в комнату, я застала Амилькара, который разговаривал с Яном.

— Я уезжаю сегодня вечером, — сказал Амилькар. — В штаб.

— А что насчет нас? — спросил Ян. — Когда вы намерены нас отпустить?

— Я должен поговорить о вас с генералом Дельгадо. Как с вами поступить. Что наиболее безопасно. — Он пожал плечами. — Может быть, вас стоит отправить самолетом в Киншасу или в Того? Там будет видно.

— Самолетом? — переспросила я.

— У нас есть одна взлетная полоса, за болотами. Самолеты приходят по ночам.

— Но я думал…