Браззавиль-Бич

Мунро был доволен и говорил ей об этом. Но у него были другие приоритеты, во многом определяемые необходимостью вовремя завершить работу над проектом. Он пытался поторопить Хоуп, но она упорно сопротивлялась: она разработала новую теорию датирования изгородей, еще более точную, которую ей не терпелось опробовать. Мунро энтузиазма не испытывал: боялся, что из-за этих экспериментов еще отложится конец работы. Ее теория состояла в том, что количество подвидов куманики в живой изгороди играет для датирования ту же роль, что количество видов кустарника, и она успешно доказала Мунро эффективность нового метода, когда пыталась добиться от него помощи в получении дополнительных фондов (она считала, что с группой помощников сумеет обследовать все поместье за два месяца).

Мунро метод оценил высоко, но к решению пока не пришел. Он выяснит, есть ли возможность нанять одного-двух ассистентов, пообещал он, но напомнил Хоуп, что в поместье имелось пятьдесят три рощи и лесных массива, из которых пока было датировано только двенадцать.

Она прошла луг и по проселочной дороге двинулась в Кумб Херринг, маленькую деревню на территории поместья. Ее интересовал ров и длинный вал, тянувшийся до конца деревни: их археолог интерпретировал его как часть ограждения вокруг оленьего заповедника начала семнадцатого века. С датировкой изгороди на валу были проблемы, она почти сплошь состояла из боярышника. Для эксперимента Хоуп применила к ней куманичный тест и обнаружила десять подвидов. В результате она пришла к выводу, что ров и вал были частью постройки, существенно более древней, чем олений заповедник: возможно, это была старая граница прихода или имения или даже могильная насыпь. Когда она высказала это предположение их археологу Уинфриту, человеку с бледным, узким лицом и безвольным подбородком, тот чуть не вышел из себя. Он напомнил ей, что потратил несколько месяцев на реконструкцию границ и вычерчивание планов оленьего заповедника, и объявил, что «из-за какого-то пучка колючек» свои карты переделывать не намерен. Она хотела применить куманичный тест к еще нескольким тридцатиметровым отрезкам изгороди и припереть его к стенке этими доказательствами.

Она прошла через деревню и двинулась дальше по похожей на широкую, глубокую колею скотопрогонной дороге, которая вела к поселку Ист Неп, где стоял ее дом. День был холодный даже для сентября, дул резкий восточный ветер, небо было сплошь покрыто тяжелыми, низкими, плотно сомкнутыми тучами. Она по откосу поднялась с дороги, взобралась на приступку [11]и через заросли лещины напрямую двинулась ко рву и валу, о которых шел спор.

Она отмерила свой первый тридцатиметровый участок изгороди и секаторами начала срезать многочисленные побеги куманики, в изобилии росшей среди боярышника, под вязами. Она работала упорно и внимательно, складывала образцы в пластиковые мешки, прикрепляла к ним этикетки. Ветер ворошил ей волосы, ноздри щекотал сырой дух земли и прелых, разворошенных ее шагами листьев, от изгороди шел запах пыли, зелени и свежесрезанных веток.

Она сорвала ягоду куманики и съела, остро ощутив кислый, винный вкус. У себя над головой она слышала пение птиц и неумолчный шелест вязов, чьи листья сотрясал и бросал друг на друга ветер. В просветах между ветвями боярышника она различала смутные очертания известковых холмов и скорее угадывала, чем видела ледяную воду Ла-Манша. У нее за спиной простирался Дорсет. Его покатые холмы, поля и леса, неглубокие долины с фермами и деревнями. Мысли ее были спокойны и сосредоточены на работе, и она особенно сильно, всеми пятью чувствами воспринимала окружающий мир, когда склонялась к изгороди из боярышника, среди ландшафта, который знала, как ни один в жизни. Неудивительно, что она любила свое дело, подумала она и с чувством вины мысленно добавила — неудивительно, что почти не вспоминала о Джоне.

Их офис находился в помещении конюшни поместья Неп, в длинной чердачной комнате над денниками. Участники проекта встречались в нем по пятницам, и каждый отчитывался о проделанной работе. Собрания вел Мунро, неизменно дипломатичный и мягкий. Хоуп немного опоздала, они с Уинфритом ее уже ждали. Она отдала почвоведу Мунро собранные ею образцы грунта и села за круглый стол. Уинфрит приехал на эту встречу из Эксетера, где проводил сейчас большую часть времени, работая с их историком, дамой по фамилии Брутон-Кросс, с которой Хоуп виделась нечасто. Из всех троих участников проекта она чаще всего общалась с Мунро, который контролировал и сопоставлял результаты трудов всей группы. Фактически с понедельника до пятницы она работала совершенно самостоятельно. Мунро звонил ей вечером, если хотел сказать что-нибудь важное. Собрание длилось обычные полчаса, после него Уинфрит сразу сел в машину и уехал в Эксетер. Мунро налил ей еще чашку кофе.

— Вы где будете в субботу, Хоуп? — спросил он. — Мы с Марджори подумали, а вдруг вам…