И
поэтому нам
опять пришлось
гнать в Сочи
камаз, а не
ехать туда на
жигулях, как
мы
планировали
осенью. А
когда мы стали
покупать
пчелиные
пакеты в
таком большом
количестве,
то уже не
могли
выбирать только
рутовские
семьи. И нам
пришлось везти
полным-полно
дадана. И
каждую
дадановскую
рамку нужно
было потом
обрезать
прямо по
живому
расплоду. А
это можно
сравнить только
с
какой-нибудь
хирургической
операцией.
Только для
живости
сравнения
надо было бы
представить
себе, что
хирургу
нового пациента
подсовывают
каждые две
минуты, притом
что пчелы
цапают его
ежесекундно
за все открытые
и неоткрытые
места.
После
того как мы
обрезали
всего дадана,
мы получили
около
семидесяти
плодных
маток, и я
стал
формировать
отводки на
них. В результате,
вместо ста
полудохлых
зимовалых семей
мы получили четыреста.
Тоже, в
сущности,
полудохлых,
но готовых
взорваться в
любую минуту.
И в этом была
следующая
наша забота –
не допустить,
чтобы семьи
изошли роями.
А это
значило, что надо
было
поставить на
каждую из
четырехсот
семей по два,
три, а то и
четыре дополнительных
корпуса с
сушью и
вощиной. И если
ты делал все
правильно, то
к середине
июля семья
встречала
главный
взяток тремя
плотно
набитыми
пчелой
корпусами.
Вот тогда самым
сильным
сверху можно
было бросить
еще два или
три корпуса
суши. И вот
эту сушь пчела
потом и
заливала
медом и
запечатывала
той самой
прекрасной
печаткой, от
которой
нельзя было
оторвать
глаз.
Я
вспоминал о
нашем
трудном годе
и думал о том,
что все эти
молодые
симпатичные
ребята, которые
приехали
вчера первый
раз на пасеку
нам на подмогу
и которые не
были
испытаны на
переезде (а о
переезде,
наверное,
придется еще
сказать
отдельное,
особое
слово), и
знать не знали
обо всем об
этом. Они
думали,
конечно, что пчеловодный
сезон
начался
только в день
их приезда. И
когда через
две недели
они уедут с
пасеки, то
будут думать,
что этим все
и
закончилось.
А
кому-то из
наших еще
придется
пролечить всех
пчел от
вароатоза и
подготовить
их к переезду.
Четыреста
корпусов по
десять рамок
в каждом – это
будет четыре
тысячи рамок.
И в каждую с
двух сторон
надо загнать
по гвоздю с
трех ударов.
Двадцать
четыре
тысячи
ударов. Много
ли это?
А вы,
кстати,
никогда не
пробовали по
улью постучать?
Нет? А
попробуйте
как-нибудь.
Не обязательно
молотком.
Просто
пальцем, легонько
так: “тук-тук,
мол, кто там
живет?”
Наверное,
вы уже
догадались,
что после
этого будет.
Вот я
поэтому-то и
спрашиваю:
много ли это –
двадцать
четыре
тысячи
ударов? Ну, если
куда попало
колотить, то,
я думаю, это
не так уж и
много. А если
молотком по
открытым ульям,
то это,
пожалуй,
прилично
будет.