Брегет хозяина Одессы

– Как это при чем? Когда Дмитрий был совсем маленьким, отца затоптал недавно купленный им конь. Видишь ли, он стал употреблять по утрам, однако понятия не имел, что новый конь не терпит запах алкоголя. В общем, услышав крик, мальчик прибежал в конюшню и увидел окровавленного отца. Его соседи рассказывали, что мальчика стошнило. Наверное, есть такая болезнь, когда человек боится вида крови. Может быть, ты, следователь, знаешь, как она называется?

– Конечно, знаю, – гемофобия, – уверенно ответил майор. – Иногда по этой болезни с задержанного снимаются подозрения.

Северный закивал, как китайский болванчик:

– Точно, гемофобия. Митька ею страдал. Наверное, именно тогда он это и понял. Самое печальное, что после смерти отца ему пришлось на время расстаться с мечтой стать налетчиком. Надо было кормить семью. Кроме него, в ней росли два брата и сестра, совсем маленькие.

– И он стал биндюжником? – удивился следователь. Дядя Боря покачал головой:

– Нет, для грузоперевозок он был слишком мал. Несчастный проработал десять лет помощником мастера на матрасной фабрике. С ним трудился некий Беня, мой знакомый, который жив до сих пор. Так вот этот Беня говорил, что Митька сто раз хотел все бросить и убежать, но у него была совесть… Он понимал, что, потеряв эту работу, обречет на голодную смерть семью. А потом – работа на заводе, тяжелая, изнуряющая. Митька голодал, приходя домой, валился с ног, уже не мечтая, что когда-нибудь заживет по-другому. Но… Наступил тысяча девятьсот пятый год, знаменитый Кровавым воскресеньем, стачки, выступления, такие дела… А в Одессе началась настоящая анархия. Многие боролись за право контролировать город. И парень, не будь дураком, решил, что революция – это его спасение. Она даст возможность заработать, и заработать неплохо. В шестнадцать лет он присоединился к организации «Молодая воля».

– Какие же политические принципы она исповедовала? – с интересом спросил Беспальцев.

Северный закашлялся и глотнул остывший чай:

– Они называли себя анархистами-коммунистами.

– Красиво, – усмехнулся Геннадий.

Дядя махнул рукой:

– Красивого нет ничего, обычные анархисты, мало чем отличавшиеся от налетчиков. Знаешь почему?

– Догадываюсь, – кивнул Беспальцев. – Наверное, они экспроприировали экспроприаторов для своих революционных нужд. Многие партии так делали.