Брейгель, или Мастерская сновидений

Клод Анри Роке Брейгель, или Мастерская сновидений

Брейгель и Роке: встреча двух сновидцев

I О живописных приемах

Зеленое: газон, кусты, справа дерево с круглой кроной (пожалуй, настоящее);

фиолетовое: кое-где видное небо;

белое: слева полуразрушенный склеп в виде куба с фронтоном и черной дверью.

Вдали: окутанный дымкой город Брейгелланд, ощетинившийся шпилями, колокольнями и куполами…

Мишель де Гельдерод.

«Проделка Великого Мертвиарха» (1934), ремарка к первой картине первого действия.

Перевод С. Володиной

Приведенный выше отрывок из пьесы бельгийского драматурга Мишеля де Гельдерода может напомнить читателю, чем является Питер Брейгель Старший для нидерландско-бельгийской и — шире — европейской культуры. Брейгель — не просто превосходный живописец, один из многих. Бельгийская литература Нового времени очень многому училась и у него, и у фламандской народной культуры, которую он так полно сумел отразить в своих картинах, что стал как бы ее символом. «Проделка Великого Мертвиарха», например, не только обыгрывает ряд брейгелевских сюжетов («Триумф Смерти», «Безумная Грета», «Страна лентяев»), но сама структурирована по законам живописного произведения, воздействует на зрителя системой зрительных образов (цветовых и графических). То же можно сказать о пьесах Мориса Метерлинка, который, по словам одного современного исследователя его творчества, «строит мир своей пьесы не как симфонию, где темы скрещиваются, пропадают и вновь возникают, а как картину, где пространство строго организовано силовыми линиями, перекличкой тональностей, гармонией ритмов и красок» (Postic М. Maeterlinck et le symbolisme. P., 1970. P. 115), — именно потому роль слова в его драматургии снижена. Кстати, и Метерлинк обращался к брейгелевским сюжетам (пьеса «Слепые», ранний рассказ «Избиение младенцев»). Двойное наследие Брейгеля, живописца и мыслителя, как мне кажется, повлияло также (может, не непосредственно, а через более позднюю голландскую живопись) на поэзию Эмиля Верхарна, которой свойственны интенсивно-эмоциональное восприятие природы (в частности, как у Брейгеля, интерес к годовому циклу и циклу человеческой жизни), «жанровость» (сцены из жизни народа, построенные на зрительных образах), тема города-спрута, перекликающаяся с брейгелевской темой Вавилона.[1]

Литература черпает сюжеты из живописных полотен — явление странное, чрезвычайно редкое. Конечно, и «Вавилонская башня», и «Слепые», и «Избиение младенцев» — сюжеты библейские; образы «Безумной Греты» и «Страны лентяев» связаны с фольклором (в первом случае — фламандским, во втором — общеевропейским); «Триумф Смерти» — сюжет средневекового искусства (народного театра, скульптуры, лубочных картинок); природный же годовой цикл изображался многими художниками и, в частности, мастерами книжной миниатюры. Однако в примерах, на которые я ссылаюсь, речь идет о влиянии брейгелевской трактовки этих сюжетов, брейгелевской системы визуальных образов. В чем же секрет воздействия этого художника? Собственно, ответу на этот вопрос и посвящена книга Роке.