Бремя

Выхода нет. Карга лишь говорит о выборе, но и без того прекрасно понятно, что если я откажусь идти, нас перебьют гули. А может все-таки попробовать прорваться с боем? Вряд ли твари ожидают, что я попытаюсь сопротивляться... Нет, ничего не получится. Даже если избавлюсь от старухи и перережу уродцев в подвале. Даже если вырвусь на улицу. Дальше-то что? Куда бежать? И где скрыться?

-- Я пойду с тобой.

Карга радостно хлопнула в ладони, и твари полезли наверх.

-- Старая Алнурия на седьмом небе от счастья! Она не знает, как выразить словами благодарность тебе! Благоразумие взяло верх в сердце крольчонка! Перед Старой Алнурией стоит воин, а не парень, что боится каждой тени! Ох, как это прекрасно-прекрасно! Старая Алнурия уверяет: тебе понравятся её слова! Сотни красивых, изысканных слов! А колесо вечности пусть дальше крутится-вертится. Плюнем на него! Раньше у старой Алнурии было яблочко. Красивое, спелое, сладкое. Но старая Алнурия хотела растянуть удовольствие и потому не ела яблочко. Только любовалась им по вечерам. Так прошло много дней. Яблочко ссохлось, черви пожрали его.

Я нахмурился. Она мне уже рассказывала про треклятое яблоко. С той же самой интонацией и теми же словами.

Поправив выбившуюся из-под платка седую прядь, карга, кряхтя и охая, развернулась и медленно поплелась к выходу. Я последовал за ней.

В узком коридорчике в ноздри ударил запах давно немытых тел. Во рту появился тяжелый металлический привкус крови. Гули отодвинули люк, выводящий наружу, и легко подняли старуху по вертикальной лестнице. Я же не решаюсь последовать за ними. Пальцы нащупали одну из склянок Капитана. Стекло приятно холодит разгоряченную кожу.

В круглом проеме показалась недовольная физиономия карги.

-- Крольчонок выбрал не самое удачное место для сомнений!

Стоило оказаться на поверхности, как сотни звуков обрушились на меня. Колдовские метки больше не заглушают стоны и крики. От рёва гигантов дрожат уцелевшие стекла на домах. Я зажал уши и скривился.

-- Следуй за Старой Алнурией, паренек! И ничего не бойся. Ведь этот вечер создан для наслаждений, а не для страха. Подними голову и посмотри на небеса! За тобой никто не следит. Тьма дорогой вуалью скрывает нас! Старая Алнурия обещает тебе много развлечений! Следуй за ней да не открывай рот от удивления, ибо мух сегодня развелось ого-го сколько! Ты даже можешь наесться ими, если пожелаешь, хе-хе-хе.

Сплюнув, я в трех шагах пошел от карги. Фонари ярко горят, отчего тьма стала еще гуще. На узкой улице кроме меня, Алнурии и пяти гулей, что ползут по конькам крыш, никого нет. Я то и дело вздрагиваю от очередного вопля. Хоть и стараюсь храбриться, но выгляжу, наверное, жалко.

-- Как ты нашла меня? -- спрашиваю я.

-- По сабельке, крольчонок, по сабельке. Ниточки опоясывают эфес, дрожат, приводя к тебе. Знаешь, у Старой Алнурии больные ноги. Отекли уж давно, косточки каждый вечер болят. Поэтому долго шла она к тебе, и лишь ниточка вела к цели.

Я нахмурился.

-- Ханшван ведь не игрок, так? Он такой же, как и ты...

Старуха обернулась, черные линзы сверкнули, и улыбка до ушей озарила её.

-- Про себя забыл, крольчонок. И ты прав.

-- Вы с самого начала вели меня. Зачем?

-- Подожди, крольчонок. Скоро узнаешь.

Пройдя широкую арку, мы вышли на центральную дорогу. И я встал не в силах вздохнуть. Вдоль широкой мостовой тянутся в бесконечность прибитые к крестам игроки. Серые шляпки гвоздей, поблескивающие в свете фонарей, торчат из кистей и стоп. Терновые венцы "красуются" на головах. От мучений люди могут лишь едва слышно стонать.

При виде кровавых рубцов на их телах я уставился себе под ноги.

-- Разве они не прекрасны? -- спросила Старая Алнурия и медленно двинулась вдоль крестов. -- Каждый из этих просвещенных мечтал о тихой и сытой жизни. У многих есть дети -- совсем еще младенцы, знаешь ли. И ты бы видел лица отцов и матерей, когда головы их любимых чад разбивали о мостовою. Это как арбуз сломать, хе-хе-хе.

-- Прекрати, -- взмолился я. -- Пожалуйста.

Гуль ловко вскочил на один из крестов и, заглядывая в глаза страдальцев, принялся перепрыгивать с одной горизонтальной деревянной балки на другую.

-- Ты, крольчонок, как никто другой должен видеть в этом красоту, -- заметила карга, перешагивая через сизые кишки на каменных плитах. -- Старая Алнурия повидала жизнь, уж поверь. И не единожды встречала рассвет нового витка колеса, но всегда знала, что наступит момент, когда птички будут петь иную песню, уж прости Старую Алнурию за тавтологию, хе-хе-хе.