Мой учитель истории СтраховВсе твердил «Ничего-ничего»,А сегодня на выдаче праховМы с утра забираем его.«Похоронят, зароют глубоко…»Остальное исчезнет в трубе.Мы читали про это у Блока,А теперь применяем к себе.Этот месяц лежал он в гангрене,Как в геенне, в больнице, и вотОн остался без ног по колени,А потом и почти под живот.Между шуток, намеренно грубых,На вопросы убитой родни«Жить не буду. Теперь я обрубок», —Говорил он в последние дни.Он писал на прощание в блоге:«Утешенья тошны и пошлы.Ухожу догонять свои ноги,Чтоб они далеко не ушли».А задуматься – кто не обрубок?Ибо время – токарный станок:Из одних оно выточит кубок,Из других – неваляшку без ног.Словно ворс из протершейся шубы,Обнажая участки мездры, —Высыпаются волосы, зубы,Безнадежно скудеют мозги,Ослепительный, пышный избытокТех, кто грозен, блестящ и умен,Превращается в свиток забытых,Безнадежно ненужных имен.Ибо смерть – не короткое слово.Смерть дается упорным трудом.Ничего я не делал другого,Ни о чем я не думал другом.А душа улетает при жизни,Отсеченная тем же станком,Так что если и плачут на тризне,То уже непонятно, о ком.
2
Миг, когда она улетелаПрочь, —Интимное дело,Как первая ночь.С этих пор не имеет значеньяНи мое торжество,Ни чужое мученье —Вообще ничего.И бряцанье металла,И людей толкотня —Вообще волновать пересталаМеня.Доживание тела,Искрошившийся мел:Голова опустелаИ размер охромел.Ни грез, ни риска.Вон, друзья.Со всем смирился,С чем нельзя.
3
Так и бродит оно, бестолковое,С этих пор не живя, а терпя,То в бессмысленном ужасе холода,То в животном восторге тепла.Только изредка, изредка, изредкаСредь засилья картонных химерВспыхнет искорка быстрого высверка,Как сегодня с утра, например.Небеса совершенно весенние,А-капельная ржавая жесть,Облегчение, вера в спасение —Весь набор туповатых блаженств.Все в прекрасной воссоздано целости,Столь приятной небесным властям:Все обиды, утраты и ценности,Что растрачены здесь по частям.Желто-серых небес расслоение,Блеск, роение, синь и свинец,Раздвоение их, растроение,Настроение «Ну наконец».