Бремя чисел

Я прочитал: «Энтони Верден был очарован людьми в той же степени, в какой боялся их». Затем стал перелистывать книгу в поисках иллюстраций. Их оказалось великое множество: добросовестно отсканированные изображения морских раковин, папоротников и матриц, природных узоров и чего-то похожего на компьютерный код. Все это было явно не для средних умов. Интересно, каким чудом Мириам сумела отыскать издателя, который дал согласие на дорогостоящий издательский проект с таким жутким количеством рисунков и фотографий.

Литературные потуги Мириам показались мне столь же высокопарными, как и ее статейки в брошюрках философского общества. «Энтони Верден был очарован людьми в той же степени, в какой боялся их. Его пугало, как каждый день они идут на работу. Их движения казались ему непредсказуемыми, эти движения представлялись ему более сложными, чем его собственные. Философское общество не было просто чем-то большим, чем он сам. Оно было исполином».

Ностальгия, которую я испытал, перелистывая книгу о Вердене, была сродни тем чувствам, какие испытываешь к брюзгливому пожилому родственнику, когда тот уже стар настолько, что не в состоянии испортить вам жизнь. Я поискал иллюстрации, относящиеся непосредственно к герою книги. Их оказалось крайне мало, и ни на одной он даже отдаленно не был похож на меня.

Рядом возникла Стейси. Она на ходу беседовала с низкорослым смуглым мужчиной в футболке.

— Мы побывали в одной больнице…

По ее интонации я понял: это увертюра к одной из ее излюбленных историй про то, как она принимала участие в съемках документального фильма.

— …в региональном центре для жертв противопехотных мин…

Это она о Манхисе, городке севернее Мапуту. Я потихоньку шел в нескольких шагах за ними. Мне было интересно, что она скажет.

— …наполовину человек, наполовину пластмасса. Они передвигаются, как только могут. У кого палка, у кого две, тачки, доски на роликах…

Как будто чем больше подробностей, тем история убедительней. Тем более что по собственному признанию Стейси в тот раз увиденное оставило ее равнодушной. Внезапность приезда и отъезда, технические трудности, возникшие во время съемок, не говоря уже о ее собственном физическом состоянии — она тогда только-только выписалась из клиники, — все это сильно притупило чувствительность Стейси к тому, что она видела вокруг себя.

— Я никак не ожидала, что это сильно напомнит мне клинику, из которой меня незадолго до этого выписали. Зеркала на уровне головы. Душевые кабинки без занавесок. Отличие в том, что там были шкафы с протезами для ампутированных конечностей, много изуродованных и обожженных людей. Маленький мальчик без обеих рук…

Она рассказывает таким тоном, каким повествуют о какой-нибудь тошнотворной выставке. Стейси и ее спутник остановились, ждут, пока девушка в белой блузке наполнит их бокалы.

— Я даже не расстроилась, — сказала Стейси. Тут она заметила меня и, взяв за руку, притянула к себе. — Я слишком долго жила в обществе монстров.

* * *

Навещают ли крестьяне из Голиаты, ставшие жертвами противопехотных мин, кладбище, где покоятся их оторванные конечности? В конце лета я почувствовал, что мне становится все труднее и труднее сосредоточиться на своей работе. Иногда я бесцельно тратил целые дни, часами разъезжая в машине по южной Англии, по тем местам, где прошло мое детство. Когда я добирался туда, куда хотел, бывало уже далеко за полдень. Точнее сказать, наступал ранний вечер. Свет заходящего солнца бил в глаза, и геометрически правильные очертания холмов казались почти черными на фоне неба. Я подолгу вглядывался в боковые окна и зеркало дальнего вида, пытаясь увидеть стены этого мира. Холмы постоянно меняли свои очертания — то напряженно вздыбливались, то вновь разглаживались, подобно какой-то неведомой мне диаграмме.

Я могу объяснить эти поездки как некую попытку — слишком запоздалую и поэтому безнадежную — пробудить смутные детские воспоминания. Зеленые холмы южного побережья, их пропитанные дождями склоны, долины, поделенные разросшимися живыми изгородями на неправильной формы прямоугольники.

Мое прошлое. Моя ампутированная конечность.

3

Суббота

13 марта 1999 года

Я не спал всю ночь, пытаясь дозвониться до своего партнера. Он так и не ответил.

Примерно в четыре утра я нашел грузовик, брошенный на автомобильной стоянке в пригороде Форт-Уильяма. Ника Джинкса и след простыл. У меня не хватило самообладания сорвать с трейлера печать МДП и заглянуть внутрь. Какой в этом смысл, если прошли почти сутки? Я повез наш испортившийся товар на юг. Надежно припарковал трейлер, взял напрокат автомобиль и отправился за помощью.

«Феррере Грейндж». Отштампованные из нержавейки буквы, неким алхимическим образом впаянные в гранит. Немного ниже на поверхности камня строчка рубленым шрифтом: «Мы перерабатываем сельхозпродукцию». Во дворе — указатель. Белый пластмассовый палец тычет в сторону приемной. Работающие в ней девушки — недавние школьницы из соседних безликих городков — успели перенять повадки прожженных турагентов.