Бремя императора

– Станет, – вздохнул Лек. – Мой старший брат ходить от усталости не мог, а все равно шкодил. В жизни не забуду воплей отца, когда тот полную постель лягушек обнаружил. Где только шкодник посреди зимы лягушек-то нашел? В пещере какой-то, не иначе. А ведь весь день тяжело работал, снежные заносы в рост человека вокруг всего замка разгрести непросто. Но все равно нашкодил. Порода такая. Зато, если энергию куда надо направить, много полезного сделать сможет.

– Дай-то бог… – передернул плечами старый скоморох. – Простите уж, светлый лорд, но не верю я, что из этого рыжего оболтуса толк выйдет.

– А это уже от меня зависит. Сумею научить – выйдет. Не сумею, значит рано мне черный шнур дали.

Дядюшка Балдур удивленно покосился на лорда. Никогда не встречал аристократа, способного сомневаться в себе самом. Хотя да, горный мастер. Это особая порода людей. Да и люди ли они? А кто их знает. Довелось однажды повидать, как один из носящих черный шнурок в одиночку большую банду разметал. Только клочья по закоулочкам полетели. Ни один, даже самый лучший акробат не повторит тех невероятных трюков, которые вытворял горный мастер. Понятно, впрочем, почему этого горца Санти заинтересовал. Из мальчишки на глазах акробат куда лучше отца растет, наверное, светлый лорд что-то увидел, вот и взял его. Ну, дай бог сорванцу счастья на выбранном пути.

Тем временем на пороге появился рыжий озорник, увязавший свои убогие пожитки в узелок. Он с какой-то непонятной тоской посмотрел на дядюшку Балдура, потом на балаганчик и тяжело вздохнул. Но буквально через секунду на конопатой мордашке Санти снова сияла обычная беззаботная улыбка. Старый скоморох только головой покачал – очаровательный негодник, которому за одну улыбку порой много чего прощали.

– Я готов, учитель! – встал рыжий по стойке смирно.

– А по шее? – приподнял бровь Лек, посмеиваясь. – Забыл, что я обещал?

– Виноват, наставник! – захихикал Санти.

Дядюшка Балдур с удивлением смотрел на смеющегося аристократа. Не видал он таких еще. Надо же, не носится со своей родовой спесью, как дурень с писаной торбой, а ведет себя, как нормальный молодой парень. Не делает вид, что пуп земли. Старый скоморох обнял Санти на прощание и от всей души пожелал удачи, она сильно мальчишке понадобится, жизнь у горных мастеров непростая и опасная.

Добравшись до трактира папаши Дорфита, Лек облегченно вздохнул. День выдался богатым на впечатления, слишком даже богатым. Он покосился на плетущегося позади ученика и едва не фыркнул, настолько тот выглядел унылым. Ничего, скоро поймет до чего удачный жребий ему выпал. Впрочем, юноша видел, что недовольство Санти показное, что на самом деле мальчишка сходит с ума от любопытства. Он специально подбросил ученику пару тем для размышлений, рассказав о некоторых обычных для горных мастеров вещах. Тот постарался скрыть, что буквально очарован, отпуская язвительные замечания по любому поводу. Рыжий уже понял, что может говорить с Леком без опасений, и вовсю пользовался этим.

– Доброго вам вечера, молодой мастер! – встретил горца у порога трактирщик.

– И вам доброго вечера, господин Дорфит, – улыбнулся Лек. – Я вот себе первого ученика нашел.

– Ученика? – удивился тот, потом посмотрел на на прячущегося за спину наставника смущенного Санти.

Брови трактирщика в ту же секунду взлетели вверх, он задохнулся, запнулся об камень и едва не упал.

– В-вы взяли этого рыжего мерзавца в ученики?! – папашу Дорфита всего трясло. – Вы, наверное, не знаете, что это за сволочь!

– Да не сволочь, дурной просто, – усмехнулся Лек. – Простите его.

– Я извиняюсь, что навозу вам в трактир натащил… – смущенно пробормотал Санти, однако глаза его хитро поблескивали, понятно было, что он ничуть не раскаивается.

– Что-что ты сделал? – удивился горец.

– Он не поленился однажды ночью очистить мой свинарник от навоза… – недовольно проворчал папаша Дорфит. – И вывалил весь этот навоз прямо посреди трактира. И лестницу им вымазал. Как только двери открыть ухитрился и проделать все бесшумно? Ума не приложу. Я утром выхожу себе из спальни, спускаюсь вниз, поскальзываюсь, падаю и обнаруживаю, что у меня посреди обеденного зала куча навоза. Причем, обнаруживаю самым, что ни на есть, неприятным способом, въехав в эту самую кучу мордой.

Лек с трудом удержался от смеха, представив себе столь изумительную картину. Понимал, что нельзя смеяться, но губы молодого горца все-таки дергались.

– Смеетесь? – обиженно спросил заметивший это трактирщик. – Оно, конечно, со стороны смешно будет. А вы попробуйте себя на мое место поставить. Приятно? А ведь я его не раз за так кормил, когда голодный приходил… Отблагодарил, ничего не скажешь.

– Вы правы, ничего приятного. И неблагодарность дело паршивое…

– Да чего я такого сделал-то? – не выдержал Санти. – Пошутил ведь! Думал, вы посмеетесь…