Бремя империи

— Достаточно… Я вас умоляю, князь. Они не искупили и десятой доли того, что сделали. Более того — при первой возможности они повторят это снова — почитайте британские газеты. Но теперь я не дам им это сделать. К чертям всю нашу миролюбивую политику, я подожгу их дом, прежде чем они подожгут мой. С вами — или без вас, князь…

— Без меня, — твердо сказал я.

— Глупости… Впрочем — воля ваша… — Цакая повернулся, будто собираясь уходить, но остановился. — Да, кстати… Разбирая стол господина Бергена, я наткнулся на пачку писем. Дамских писем, князь, адресованных вам. Дабы не компрометировать даму и вас, я забрал их и не дал изъять как вещественные доказательства. Все конверты подписаны просто — «К». И кажется, они до сих пор, пахнут духами. Если интересует… они в машине.

Отомсти за тех, кто не сможет отомстить за себя сам. Сволочь старая…

Я отвернулся, посмотрел на море. Может, оно мне скажет, как поступить? Но море не обращало на меня внимания, оно все с тем же упорством вгрызалось в монолит скалы, на которой я стоял, как делало это тысячи лет…

Народ жив до тех пор, пока найдется хоть один человек, готовый отдать жизнь за жизнь своего народа…

Повернувшись, я направился к машине…

Смотревшая через окно на площадку Юлия тяжело вздохнула. Продолжалось все то же — черная правительственная машина, какой-то невзрачный, неприметный человек рядом. Что-то жгло ее изнутри, помилование облегчения не приносило — она чувствовала, что поступила неправильно, но ничего сделать уже не могла.

Ничего не исправить… Поздно…

Да и исправлять нет смысла. Он такой — какой есть. Он не изменится, не раскается, самое чудовищное — что он чувствует себя правым. И она — не изменится тоже. Поэтому и вместе им не быть.

Она же,
Это главное,
Похожа на тебя.
В долгом пути
Я заплету
В волосы ленты…
И не способна на покой
Я знак подам тебе рукой…
Прощаясь с тобой
Как будто с легендой…

— Можно… — откликнулась она на осторожный стук в дверь.

Открыв дверь, в комнату проскользнула одна из медсестер. Невысокая, пухленькая, она компенсировала собственные неудачи на любовном фронте активным участием во всем, что происходило здесь, в этом санатории. Все сплетни и слухи, ходившие здесь — ну или почти все, — имели один источник. Юлия с ней подружилась — она нуждалась в тепле, в простом человеческом участии. Даже ей кое-что рассказала — не все, конечно…

— Это он, да… — с ходу начала Ниночка, закатив глаза… — красавчик… А форма — умереть можно… За ним машина приехала, вы видели… Правительственная!

— Ты ошибаешься… — Юлии с трудом удавалось держаться, чтобы не заплакать. — Ты ошибаешься, это не он…

— Ну, что же вы так… — Ниночка подошла ближе, обняла подругу за плечи. — Так же нельзя. В конце концов, ребенку нужен отец…

— Можно…