Читаем Бремя колокольчиков (СИ) полностью

Тот случай с попыткой экзорцизма на дому отец Василий ещё долго пояснял так: «Вот видите, всегда так, когда отчитываешь! Потом - бесовские искушения».

Настоятель на праздничных храмовых трапезах, случавшихся нередко, после где-то пятого-шестого тоста становился крайне многословен.

Последующие его тосты превращались в длинные речи, исполненные пафоса со стремительно уменьшающимся смыслом.

Отец Василий как-то принял по старой памяти, не подумав, что развозит его в таком возрасте быстрее и сильнее. Молчаливо слушать настоятельские рассуждения ему наскучило, и он начал потихоньку разговаривать с сидевшими рядом с ним гостями застолья.

Настоятель - громче, отец Василий - тоже. Настоятель ещё громче. Отец Василий, громыхая, придвинул стул поближе и, заглушая и так уже почти крик настоятеля, обратился к соседу.

   -  Что вы сказали?

Но вместо ответа услышал громкий голос настоятеля.

   -  Отец Василий! Ты смотри!... Ты держись за наш храм!... - с ехидной злобой обращался к ветерану настоятель.

   -  Держусь батюшка! - ворошиловский стрелок тут же проворно повернулся, стремглав подлетел к настоятелю и ухватился за его руку. - Ножки не ходят! Сил нет! Годы какие, а я держусь с Божией помощью! Вашими молитвами, дорогой наш отец Константин! Держусь... за храм... ножки-то... а я держусь всеми силами.

И в доказательство силы, с которой он держится за храм, отец Василий принялся трясти руку отца настоятеля и лобызать его в пухлую щёку, вытирая старческую слюну об ухоженную настоятельскую бороду.

Как он был похож в этот момент на быковского скомороха из Андрея Рублёва[54]! Нет, не внешне, а скоморошьей удалью и глазками остренько бегающими.

   -  Ладно, садись уже, - миролюбиво ответил настоятель, вытирая пострадавшую бороду.

Иногда отец Василий рассказывал, каким лихим пулемётчиком он был на фронте. Как самое страшное, вспоминал он бойню под Харьковом в 42-м.

Энергии в нём было очень много. Со своей палочкой он уже успевал обежать весь район, пока молодые отцы ещё только собирались. Народ любил его, да и со служащей братией он был в хороших отношениях. Несмотря на то, что он был много старше всех, держался всегда открыто и не пытался создать себе привилегированное положение. На примирение в случае конфликтов он шёл легко, и уже не изображая из себя скомороха, как частенько делал это перед настоятелем.

Отцу Глебу хорошо запомнилось, как они повздорили из-за какой-то ерунды, а отцу Василию надо было литургию служить. Глеб стоял в алтаре, вынимал просфоры[55], стараясь не смотреть в сторону отца Василия. Старый священник подошёл к молодому, потянул за рукав и серьёзно сказал.

   -  Прости ты меня, отец Глеб...

Что такое панк-молебен отец Василий, конечно, и знать не мог. Но уже исполнял его в то время, как будущие участницы Пусси Райот ещё писали в подгузники и слушали стих про качающегося бычка...

Дело в том, что голос у отца Василия был когда-то громким и красивым. Громкость к старости осталась, чего не скажешь о красоте. Да и слух куда-то исчез. При этом он очень любил служить панихиды и заводил в конце Вечную память , исполняя её на стыке стилей: аритмичного фри джаза и раннего Егора Летова[56] [57]...

Народу это нравилось. Народ начинал... подпевать - не скажешь, скорее - дружно орать. Настоятель аж присаживался, когда это слышал. Особенный эффект был, когда эта Вечная память раздавалась после витиеватых песнопений правого хора на поздней литургии и высокопарной проповеди настоятеля! Фактически, это был настоящий колхозный панк сразу после Голубого огонька[58]!

Ветеран служил до конца. Последний раз пришёл в храм за две недели до кончины. Исповедовал, сходил на молебен...

В последний путь провожал его весь храм, многие плакали.

На девятый день отец Глеб с протодьяконом служили панихиду. Хор уже закончил петь Святым Боже[59] Отцы переглянулись. Чего-то не хватало. Они поняли, чего и затянули Вечную память по-отцевасильевски.

Протодьякон пытался придать своему голосу роковое звучание, Глеб орал во весь свой слабый голос... До отца Василия им было далеко и по драйву, и по разрушающей все музыкальные понятия мощи, но народ подхватил сразу...

После панихиды пожилая прихожанка подошла к отцу Глебу.

- Батюшка! Эххх! Да-а-а!... Так! - прорекла она, махая в восторге руками.

Традиция была сохранена.

Инок и ар химандрит

Яопять возвращаюсь к границе,

Чтобы больше не быть проклятым,

Чтобы чистой водой умытьсяЯнасквозь пропитался ядом.

Elton John[60][61], «Border song».

   -  Чего так рано, Глебушка? - обернулся облачающийся к началу будничной литургии отец Вячеслав к кладущему поклоны у престола сослуживцу. - Народу будет немного после праздника. Не знаю, зачем тебя настоятель помогающим поставил на сегодня? Я бы сам справился, там исповедников на пол-аналоя.

Перейти на страницу:

Похожие книги