Голова пустая, как открытый космос. В мышцы спины и ног словно забиты гвозди. Ноги сбиты о камни и шагать откровенно тяжко. Однако, усталость, теперь я не тороплюсь. Некуда.
Пятнадцать минут отдыха и глоток воды на час хода.
Времени на отдых хватает.
Глотка воды нет.
Левой — правой.
Левой — правой.
Как–то не нравится мне окрестный пейзаж.
Стой, раз–два.
Стою.
Смотрю.
Как там у Высоцкого:
Так вот у меня с этим не пересказать как хорошо. Лучше, пожалуй, и быть не может — со всех сторон горы. Причем с севера и запада тянется хороший такой кряж с острыми пиками вершин.
И дороги на юг нет. Только в западном направлении, тянется постепенно повышающаяся долина. В дешёвую китайскую оптику видимость верст на десять. И на протяжении этих десяти верст ничего непроходимого не наблюдается. Местность постепенно повышается, но ничего экстраординарного.
Собственно при всем богатстве выбора вариантов продолжения маршрута ровно два:
— вернуться назад и поискать другую дорогу.
— продолжить движение по долине, с весьма вероятными шансами упереться в непроходимый перевал.
За первый вариант — только простота маршрута и знание того, что идя вдоль гор я упрусь в трасу Москва — Демидовск.
Против этого варианта — мизерный запас воды, которой осталось меньше литра. Поверни я назад, еще полдня воды я точно не встречу. В то время как горы сулят в вопросе водоснабжения большие перспективы. Теоретически.
К тому же пока долина идет строго в направлении Дмидовска. Это не навсегда, но десять километров это десять километров.
С сомнениями покончили хищные силуэты, вставшие на мой след.
Местность постепенно повышается, по мере продвижения распадок становится все уже. Крупной живности не наблюдается, птицы, змеи, ящерицы, черные жуки–землерои. О том, что сюда забредает крупная живность, свидетельствуют лишь полузасыпанные песком белые костяки.
Однако если есть костяки жертв, найдется и охотник.
Воды я пока не нашел, зато наткнулся на знакомые фиолетовые метелки побегов.
«Как Грета эту травку называла?»
«Кажись Лампа Тиля. Нет — Колба Тиля».
Кто такой Тиль и почему растение называется именно так, мне не рассказали. Однако рискну предположить, Тиль — ботаник из первых ученых, заброшенных сюда Орденом. Скорее всего, уже покойный.
Скинув рюкзак и пристроив на него СВД, пускаю в ход фашистский тесак. Ссохшийся до твердости цемента грунт поддаётся с трудом, однако через десять минут я извлекаю из земли корнеплод похожий на морковку–переростка.
Дальше пошло веселее. Еще через пять минут рядом с первой «морковкой» ложится вторая. А потом третья и четвертая.
Стоп, хватит. Больше жидкости мне не унести. Не в чем.
Здесь корнеплоды мельче тех, которые юные следопыты демонстрировали мне на востоке. Но на литр сока с каждого рассчитывать вполне реально.
Обстучав корнеплоды срезаю с них плотную шершавую кожицу. Почистив, режу первый корнеплод на мелкие кусочки. Кусочки укладываю в чистую тряпицу. Обмотав концы тряпицы вокруг рукоятей ножей, выкручиваю тряпку, как мокрое полотенце.
Сдавливаемый корнеплод трещит, но обильно выделят сок, капающий в подставленный под тряпку котелок.
Вспоминается бородатый анекдот, про мужа–алкоголика, вредную жену, ведро водки и дохлую кошку. — Ну, кисонька, ну еще капельку, ну пожалуйста.
С одного корнеплода получается три четверти стандартного армейского котелка.
Закинув все еще влажный жмых в рот, не пропадать же влаге. Приступаю к переливке содержимого котелка в пластиковые бутылки.
У пластикового пакетика из–под основного блюда американского ИРП срезаю нижний уголок, получив подобие воронки.
Мысленно нахваливая внутреннего хомяка, не давшего выбросить такую полезную штукенцию, как упаковка из–под съеденного рациона, прилаживаю эрзац — воронку к горлышку пластиковой бутылки.
Складно вышло.
«Может мне стоит сменить фамилию в Ай–Ди? На Кулибин».
«Den Kulibin — звучит–то как».
Дав отстоятся отжатой жидкости, переливаю ее в пластиковую бутылку.
Повторяю операцию с остальными корнеплодами, получив три литра чуть кисловатого овощного сока, отлично утоляющего жажду и неплохо сохраняющегося на жаре. Не уверен, что им стоит заливать сублиматы. Но для этой цели у меня осталась вода в поясной фляге.
Попили. Отдохнули. Перешнуровали ботинки. Отряхнули песок с рук и одежды.
И в путь.
Левой–правой.
Левой–правой.
Сколько веревочки не виться, а конец неизбежен. Забредший в горы, язык саванны уперся перевал. Маршрут вполне проходим для такого «горного туриста», как я.
Но солнце уже коснулось гор и передо мной в полный рост встала проблема ночлега.
В «походе» обустраиваться на ночлег стоит так, чтобы при пробуждении не было мучительно больно. От того что кто–то голодный дегустирует мою вкусную тушку.
Под ночлег выбран скальный карниз на высоте пары человеческих ростов. Вскарабкаться на уступ оказалось делом непростым, даже для примата (Хомосапиенсы, как известно приматы). Рюкзак я просто забросил наверх, а яростно мешавшую «восхождению» СВД втянул на бечевке.