– Послушайте, Лаура, вам все равно пришлось бы узнать, так узнайте сейчас. Много лет назад, еще до того, как я приступил к своей миссии, мне были три видения.
В роду моего отца бывали и ясновидцы, видимо, это передалось и мне. Я увидел три сцены так же ясно, как теперь вижу вас. Я видел большой стол и за столом человека с тяжелой челюстью. Я видел окно с видом на заснеженные сосны и круглое розовое лицо с совиными глазами.
Со временем я встретил этих людей и участвовал в этих сценах. Человек за письменным столом оказался мультимиллионером, который финансировал мою миссионерскую поездку. Позднее я лежал в санатории и смотрел через окно на заснеженные сосны, а врач с круглым розовым лицом говорил, что моя жизнь и миссия закончена.
Третьей, кого я видел, были вы. Вы, Лаура, вы. Я узнал вас, как только увидел. Вы были моложе, чем сейчас, но с той же грустью в глазах, с таким же трагическим выражением на лице. Я не различил обстановку отчетливо, только на заднем плане неясные очертания церкви, а потом языки пламени.
– Пламя? – Она вздрогнула.
– Да. Вам пришлось пережить пожар?
– Однажды. Еще в детстве. Но церковь? Какая церковь – католическая, с Мадонной в голубом плаще?
– Ничего столь определенного не было. Ни красок, ни света. Холодно, все серое – да, и купель. Вы стояли возле купели.
Он увидел, как краски схлынули с ее лица. Она сжала виски.
– Это что-то означает для вас, Лаура? Что?
– «Ширли Маргарет Эвелин, во имя Отца и Сына и Святого Духа…» Голос ее прервался. – Крещение Ширли. Я представляла крестную мать. Я держала ее и хотела уронить на камни! Чтобы она умерла! Я хотела, чтобы она умерла. И вот… она умерла…
Она закрыла лицо руками.
– Лаура, дорогая, я понимаю – о, я понимаю. Но огонь? Он тоже что-то означает?
– Я молилась. Да, молилась. Поставила свечку за исполнение желания. А знаете, какое у меня было желание?
Чтобы Ширли умерла. И вот…
– Стоп. Не надо повторять, Лаура. Огонь – что случилось?
– В ту же ночь я проснулась. Почувствовала дым. Дом горел. Я подумала, что это ответ на мою молитву. А потом я услышала, как плачет ребенок, и вдруг все переменилось. Единственное, чего я хотела, – это спасти ее. И я спасла. На ней не было ни единой царапины. Я положила ее на траву. И ушло все – ревность, желание быть первой, – все ушло, осталась только любовь, я ужасно любила ее. С тех пор любила всю жизнь.
– Дорогая, о, дорогая моя.
Он опять наклонился к ней через стол.
– Вы понимаете, что мой приезд…
Открылась дверь, вошла мисс Харрисон.
– Приехал специалист, мистер Брэгг. Он в палате А и спрашивает вас.
Лаура встала.
– Я сейчас приду. – Мисс Харрисон выскользнула, а Лаура торопливо сказала:
– Извините. Я должна идти.
Если вы сможете передать мне вещи Ширли…
– Я бы предпочел поужинать с вами в моем отеле. Это «Виндзор», возле станции Черинг-Кросс. Вы можете сегодня вечером?
– Боюсь, сегодня не смогу.
– Тогда завтра.
– Мне трудно выходить по вечерам…
– У вас не будет дежурства. Я справлялся.
– Но у меня другие дела… встреча…
– Нет. Вы просто боитесь.
– Ну хорошо, я боюсь.
– Меня?
– Да, полагаю, вас.
– Почему? Думаете, что я сумасшедший?
– Нет. Вы не сумасшедший.
– Но вы все-таки боитесь. Почему?
– Я хочу, чтобы меня оставили в покое. Я не хочу нарушать… свой образ жизни. О, я сама не знаю, что говорю. И мне нужно идти.
– Но вы поужинаете со мной? Когда? Завтра? Послезавтра? До этого я не уеду из Лондона.
– Тогда сегодня.
– И покончим с этим? – Он засмеялся, и она, неожиданно для себя засмеялась вместе с ним. Потом она посерьезнела и пошла к двери. Ллевеллин отступил, пропуская ее, открыл перед ней дверь.
– Отель «Виндзор», восемь часов. Я буду ждать.
Глава 2
Лаура сидела перед зеркалом в своей маленькой квартирке. Она изучала свое отражение, и странная улыбка играла у нее на губах. В правой руке у нее была губная помада; она посмотрела, что написано на золоченом патрончике. «Роковое яблоко».
Она еще раз подивилась импульсу, подтолкнувшему ее зайти в роскошный отдел парфюмерии в магазине, мимо которого она проходила каждый день.
Продавщица представила ей на выбор помаду, она демонстрировала ее на тыльной стороне своей изящной руки с длинными пальцами и ярко-красными ногтями.
Пятна розового цвета, сиреневого, алые, каштановые, цикламен, иногда их было трудно даже отличить друг от друга, если бы не названия фантастические названия.
«Розовая молния», «Старый ром», «Туманный коралл», «Спокойный розовый», «Роковое яблоко».
Лауру привлекло название, а не цвет.
Роковое яблоко… Оно несло с собой напоминание о Еве,[15]
искушении, женственности.Сидя перед зеркалом, она стала осторожно Красить губы.
Болди! Она вспомнила Болди, как он выдергивал вьюнок и читал ей лекцию. Что он говорил? «Покажи, что ты женщина, разверни знамена, иди за своим мужчиной…»
Что-то в этом роде. Не это ли она сейчас делает?
И она подумала: «Да, именно это. Только сегодня, единственный раз в жизни, я хочу быть женщиной, хочу, как другие, нарядиться, накраситься, чтобы привлечь мужчину. Никогда раньше не хотела. Считала, что я не такая. Но я такая. Только этого не знала».