Бремя Мертвых

искреннем порыве. А ведь когда-то, еще безусым мальчишкой-послушником, (не в другой

ли жизни это было?) на исповеди, рассказывал отцу-настоятелю про все свои юношеские

прегрешения, и затем выслушивал епитимью с благоговейными слезами...

Про Бога хорошо говорить (и думать) в стенах монастыря, или в церкви, у освещенных

лампадками икон, или на колокольне, когда весело дергаешь за веревки, оглашая

местность святым перезвоном, или в своей келье...

Иное дело, думать о Боге на пригорке у неизвестно куда ведущей дороге, горбящейся

кое-где брошенными машинами. Думать о Боге, когда города переполнены тварями,

жаждущими человеческой плоти. Тварями, которые совсем еще недавно были людьми...

Вот отчего-то не думается о Боге, а думается о...

Отец Андрей полез за пазуху за новой сигаретой.

Мир людей создан не Господом, Господь, скорее всего и не знает о существовании,

этого заштатного, утопшего в мелких грешках, мирке. Господь проводит время в райских

чертогах за решением важных, неотложных задач, а в мире людей правит (и правил

всегда) Дьявол.

Князь Скверны. Враг человеческого рода.

Враг ли?

А может, - Создатель? Отец всех людей? Создавший их по своему образу и подобию?

'Люди - игрушки в лапах зла'. Как это верно сказано...

Бывший монах поежился, глубоко затянулся сигаретой. Выпустил дым через ноздри.

Но вот Князю надоели его игрушки, и он истребил их, чтобы затем, как капризное дитя, оживить и натравить на тех, кто выжил.

В черном небе ему почудилось лицо. Странное лицо. Это был молодой и красивый

юноша, но глаза у него были старческие, глаза, пережившие саму смерть. Юноша

негромко засмеялся.

Холодный пот прошиб отца Андрея, он мелко перекрестился.

Наваждение исчезло.

Ветер колыхал былье. Темная лента дороги, извиваясь, уходила к горизонту.

Отец Андрей потянулся к рюкзаку.

Что там у нас есть пожевать-то?

Выудил кусок колбасного сыра.

'Янтарный, производства Воронеж', - любовно пробормотал отец Андрей, откусив

кусочек.

У него вошло в привычку, перед тем, как съесть, тщательно изучить упаковку

найденных продуктов: где произведено, состав, пищевая ценность.

Вкусно. Жаль, мало.

Скоро, ой, скоро продуктов в мире людей не останется вовсе.

Какое испытание ты придумал для своих игрушек, Сатана? Что будут есть твои

игрушки, когда закончатся (сгниют и исчезнут в жадных ртах) продукты? Или - кого они

будут есть?

Отец Андрей сунул руку в рюкзак, вынул бутылочку с водой. Два глотка. Ну ... ладно, три.

Спрятал бутылочку.

Эту воду нашел в том же Изюминске, в обработанном мародерами ларьке. Во всем

ларьке осталась одна - одна-единственная! - бутылочка воды.

На черное небо как-то сходу высыпали звезды, оно заискрилось.

Пора спать.

Отец Андрей лег, накрывшись полой куртки.

Мама стоит на кухне, бледная и испуганная. Руки бессильно висят, на полу -

выроненное ею письмо.

-Что такое, мама?

-Андрюша...

-ЧТО СЛУЧИЛОСЬ, МАМА?!

Он срывается на крик, в груди - пустота.

-Андрюша, Коленьку посадили.

Брат Николай, уехавший на заработки на Север, в пьяной драке убил человека.

-Андрюша.

Брат Николай пошел по стопам отца...

Вина, вина его рода придавила к земле, сокрушила.

Андрюша заплакал.

Мама подскочила, обняла, уткнувшись мокрым лицом в шею.

-Уйду я, мама.

-Куда, Андрюша? Куда?

-В монастырь.

Мама отстраняет его. Смотрит на Андрея широко распахнутыми (почти безумными)

глазами. Рот ее искривляется и из горла поднимается крик...

Но почему он мужской, этот крик? Почему его мама кричит мужским голосом?

Отец Андрей вскочил.

Внизу, скрыв дорогу и поле, клубился сизый туман. Бледный обломок луны торчал над

верхушками елей.

Тишина.

-СПАСИТЕ!!!

Кричит мужчина. Нет, скорее, юноша.

Откуда-то из тумана.

А туман - это смерть.

Собачий лай.

Значит, с парнем собака.

Что с ними приключилось?

Ежики в тумане, блин.

Отец Андрей мрачно усмехнулся, подхватил с земли рюкзак, поправил АКМ.

Туман - это смерть.

Но мы все-таки пойдем в туман.

Он сбежал с пригорка. Асфальт защелкал под подошвами сапог.

Отец Андрей забросил бороду на левое плечо, спрятал под куртку серебряный крест. До

боли вдавил в плечо приклад АКМ, поводя стволом слева-направо.

Из тумана вынырнула темно-зеленая Дэу-Нэксия. За рулем - пустота. Дверцы - настежь, сиденья вспороты ножом.

-Эй!

В ответ залаяла собака, потом голос - почти мальчишеский - отчаянно заверещал:

-Скорее сюда! Пожалуйста! У меня кончились патроны.

Отец Андрей не раздумывая побежал на голос.

Туман распахнулся перед ним и бывший монах увидел замерший вездеход, двух упырей, сраженных чем-то острым, парнишку в форме военнослужащего РА, отчаянно

поднявшего саперную лопатку над головой, овчарку, беснующуюся в люльке вездехода.

И - несколько тварей, бредущих по траве прямо к вездеходу.

Отец Андрей прицелился, надавил на спуск. Голова ближайшего упыря взорвалась, он

завалился на бок, белесая от росы трава побурела.

Что-то тяжелое навалилось на спину бывшего монаха, он от неожиданности согрешил,

ругнулся по матери, перебросив через голову упыря. Безрукая девочка-подросток в

джинсах и грязной кофточке с надписью: KILL ME.

Ну, kill так kill.

Отец Андрей, чтоб не тратить попусту пули, выдернул из-за пояса мачете, отрубил

упырю голову.

-СКОРЕЕ!