Бремя Мертвых

Отец Андрей сообразил, что находится не в келье, а брат Иов уже предстал пред лицом Господа.

Что-то сжалось внутри, точно выпил кружку студеной воды.

Так уже бывало с отцом Андреем: точно медведь, наваливалась на него глухая тоска, придавливала, ломала.

— Леви, поди сюда.

Пес вскочил, бросился к хозяину, облизал осунувшееся бородатое лицо.

— Ну-ну, животинка.

Отец Андрей обнял собаку за шею и, успокоившись, вновь провалился в сон.

— Вишь, как огород вскапывать надо? Главное — правильно лопату держать, тогда ни мозолей не будет, ни руки не устанут.

Левиафан слушал, склонив голову. Солнце стояло высоко, по небу ползли редкие облака.

— Благодать, — улыбнулся отец Андрей (от вчерашнего отчаяния осталась лишь небольшая морщинка между бровями).

Воткнул лопату в землю, подвинул к себе корзинку с луком-севком: маленькие луковицы из которых легко и быстро выползет перо.

— Ежели посадить в землю луковицы большие, пера не дождешься, а луковицы сгниют, — бормотал отец Андрей. — А так будет на окрошку лучок.

Левиафан мотнул башкой, негромко гавкнул.

— Ну, да, тебе-то зачем окрошка, ты не любишь…

Закончив с луком, отец Андрей принялся за картошку.

Усталость разливалась по каждой жилке, но это была приятная усталость. Отец Андрей, лежа у кострища, с удовольствием поглядывал на свежие грядки. Скоро пойдут всходы. А там и до плодов недалеко. Да, он остался один-одинешенек посреди мира, обработанного пандемией, как кукурузное поле — пестицидами, но жить-то надо. Работать надо, выращивать еду.

Левиафан ткнулся башкой в колено отца Андрея.

— Ты прав, животинка. Не один-одинешенек, а с тобой.

Отец Андрей сунул руку за пазуху. Вынул «Библию» карманного формата. Раньше, до Беды, он не часто обращался к Священному Писанию (да чего там, если честно, вообще не прикасался к Книге книг, отвлекаемый житейскими заботами). Теперь же времени — вагон и маленькая тележка.

Зашелестел страницами.

Вот «Откровение Иоанна Богослова».

Перед глазами отца Андрея возник всадник на бледном коне, в куколе, в черной накидке. Глаза блистают красным огнем. В руках всадника — коса. Взмах! — и летят наземь людские головы, отсекаются члены, рассекаются тела.

Отец Андрей заложил страницу пальцем, задумался, глядя в небо.

«Чаю воскресения мертвых», — вспомнилось одно из колен Символа веры.

Эх, когда б и вправду воскресли мертвые! Воскресла братия, воскресли жители городка, воскресла та девушка с коляской, воскрес ее младенец. Можно было бы жить, как прежде. Жить — не тужить.

Подул ветер, отец Андрей поежился.

— Господи милосердный.

Перекрестился.

Господу виднее, что делать с рабами своими… Хотелось бы, чтобы люди не просто воскресли, а воскресли красивыми, облагороженными и в прекрасном месте. В раю.

«Идиот, никто не воскреснет. Никто и никогда», — мысль, внезапная, как пуля, вонзилась в мозг.

— Да что же это со мной? — пробормотал отец Андрей.

Принялся молиться, но два беспощадных слова засели в голове прочно. Намного прочнее, чем он предполагал.

Однако отец Андрей ошибся насчет «никто и никогда».

Он рубил дрова во дворе, когда залаял Левиафан.

Отец Андрей поднял голову и остолбенел.

Со стороны кладбища к нему брели монахи. Его братия, которых он не так давно похоронил. Брат Иов, брат Афанасий, брат Николай, брат Артемий, отец настоятель…

Отец Андрей вспомнил свои давешние размышления о красивых, облагороженных людях, воскресших в раю. Что ж, Господь решил иначе…

Брат Иов приволакивал левую ногу; у брата Афанасия с правой щеки отвалилось мясо и виднеются зубы; брат Николай потерял руку; брат Артемий — левый глаз, а отец-настоятель и вовсе передвигается на четвереньках. И у всех — распухшие, синие лица, вокруг которых роятся мясные мухи.

Дунул ветерок, отец Андрей ощутил трупный запах. Рвота подступила к горлу, но он сдержался: они не виноваты, на все воля Божья.

— Братья, вы воскресли! — крикнул он. — Я так рад!

Воскресшие продолжили молчаливое, упорное движение.

— Брат Иов, ты меня слышишь? — встревожился отец Андрей. — А ты, брат Афанасий?

Монахи приближались.

Отцу Андрею стало страшно, но он подавил в себе малодушие и, вонзив в колоду топор, распростер руки навстречу воскресшим.

— Братья, как же я рад вам! Слава Гос…

Левиафан с рыком бросился на ближайшего монаха, вцепился в полуразложившуюся плоть.

— Леви, не сметь, — крикнул отец Андрей.

И тут случилось ужасное.

Монах нагнулся, схватил собаку за шкирку и вцепился ей в горло. Тут же на несчастное животное накинулись остальные воскресшие. Когда изуродованные тлением тела разомкнулись, ошеломленному взору отца Андрея предстал обглоданный собачий скелет.

— Леви! Леви, мой пес! Что вы натворили, злыдни?

«Злыдни» оборотились к человеку.

Отец Андрей выдернул из колоды топор…

Он сидел посреди порубленных на части тел. Тел монахов, его друзей и братьев. Умерших, затем воскрешенных Господом. Господом?

Мрачная усмешка легла на губы отца Андрея.

Нет, конечно, этих тварей оживил не Господь.

Их оживил Дьявол. Князь Скверны.

Но что делать ему?

Ответ пришел сам собой.

Убивать.

Без жалости уничтожать упырей.

А еще — искать выживших, тех, кто не утратил человеческий облик.