Притихшая Кристина замерла у двери, глядя на Борщина расширенными глазами. Олег наклонился, поднял с пола зомбеныша, сунул в руки девчонке.
— И его забирай.
Кристина смотрела на Олега.
— Я тебе не мама и не папа, понятно? Сказано, нет еды, значит — нет. Завтра найдем чего-нибудь.
Плечи девочки затряслись, но она больше не плакала.
Олег болезненно сморщился.
— Иди, иди. Дай мне досмотреть сон.
Он взял Кристину за плечи и выпроводил за дверь.
Темно, под ногами вода хлюпает.
— Ой! Блин.
Димка потер ушибленный лоб, протянул руки. Стена. Мокрая, склизкая. Это что — тупик?
Мальчик повернулся, сделал шаг вправо, держа руки перед собой. Еще шаг, еще. Не тупик, а поворот.
«Как жаль, нет фонарика».
Димка подумал об отце. У отца был отличный фонарик: противоударный и противоводный. Можно хоть о стенку лупить, хоть в ванне топить, ему хоть бы хны. Впервые в жизни Димка желал, чтобы отец был рядом. Но отца не было. Была темнота и крысы.
Мальчик вздрагивал всякий раз, когда под ногами раздавался гадкий писк. Здесь, под землей, — крысы, наверху — зомби. Как жить дальше? Как жить?
Внезапная мысль заставила Димку замереть на месте.
А что если он остался один? Ну, один —
В городе он никого не видел… Тени в окнах? Это могли быть зомби. И тот старик с остановки…
Нет, этого не может быть! Кто-то обязательно остался
Димка побрел вперед, боясь снова вмазаться в стенку, или, того хуже, — упасть на пол, где крысы. Кроссовки при каждом шаге издавали водянистый всхлип, как тяжелобольной человек. Мальчик закашлялся, испугавшись гулкого эха, залепил рот ладонью.
Снова стена. Димка повернул голову налево и увидел свет.
Желтое пятно легло на пол, высветив лужу, покрытую радужной пленкой. Там, в глубине тоннеля, находилось помещение, в котором горела электрическая лампочка. Мальчик замер, прислушиваясь. Тишина. Только крысы пищат.
Что делать? Назад?
Нет, только не назад!
Все Димкино естество, каждая клеточка тела запротестовала, стоило подумать о том, чтобы вновь брести по тоннелю, слушая крысиный писк и хлюпанье кроссовок. Там, позади, остался страшный старик…
Мальчик поежился, шмыгнул носом.
Надо подкрасться и посмотреть, что находится в освещенной комнате. Может, там еда.
Еда. Димка попытался вспомнить, когда в последний раз ел, и не смог. Перед глазами поплыли сосиски в пластиковой упаковке — такие здорово отварить и есть горячими, окуная в кетчуп. В животе заурчало, рот наполнился слюной. Мальчик и подумать не мог, что здесь, в крысином царстве, будет мечтать о еде.
Впрочем, он уже не так сильно боялся крыс. Ну, зверьки. Ну, пищат. Ну, шебуршат под ногами. Страх — это другое. Страх — это неизвестность. Это свет в комнате.
Димка, крадучись, двинулся по коридору. Как же хлюпает вода в кроссовках! Точно на ноги надеты две большие жабы. Через световой круг пробежала крупная крыса, вдруг появившись из темноты и тут же слившись с нею. Мальчик прислонился к мокрой, холодной стене, замер.
Ну, надо заглянуть. Просто посмотреть и все. Если сделать это по-быстрому, то, даже если там кто-то есть, этот кто-то не заметит Димку. Но почему так страшно, а? Кажется, сейчас сердце пробьет грудную клетку и упадет в лужу…
Большая комната с низким потолком. Горит электрическая лампочка. Кровать с грязно-желтым, как сказал бы отец, «зассатым», матрасом, стул, пустая полка. У стены — стол, на котором — электроплитка с чумазой кастрюлей. В дальнем углу — большой холодильник.
Никого.
Димка шагнул в комнату, оглянулся, невольно вобрав голову в плечи: а ну, из оставшейся позади темноты, потянутся окровавленные руки с поломанными ногтями, как в кино?
Здесь воняло бомжами. Мальчик шмыгнул к электроплитке, поднял крышку с кастрюли: картофелина. Одна-единственная.
Помедлив мгновение, Димка схватил картошку, и, быстро ошкурив, надкусил. Невкусно, противно, но так хочется есть! Мальчик вспомнил, как в школьном походе ели печеную на углях картошку, посыпая крупной солью. Вот то была картошка! А эта — холодная и какая-то склизкая.
— Ах, ты, дрянь!
Надкушенная картофелина выпала из рук мальчика на бетонный мокрый пол. Димка стремительно обернулся, отпрянул, вжавшись спиной в стену. Перед ним стоял бородатый мужчина, одетый в изодранный и грязный пуховик. Он показался мальчику огромным, как сказочные великаны. На шее бородача болталась, точно бусы, связка из мертвых крыс (глазенки выколоты, через получившуюся дырочку продета веревка). В правой руке этот человек держал топор.
Но больше всего Димку напугали глаза бородача, красноватые, с колышущимся в них безумием.
— Сожрал картошку, дрянь. Картошку мою.
На губах бородача показалась слюна.
«Как у бешеной собаки» — мелькнуло у Димки в голове.
— Я … я хотел есть… Я не знал, что … она… — плечи мальчика затряслись: он заплакал, — что картошка ваша.
Бородач наклонился, поднял картофелину с пола, вытер о штаны и спрятал в карман.