Вот только куда отправится душа девочки? В рай?
Отец Андрей пошарил в пустом кармане, плюнул с досадой: сигареты кончились.
Какой там рай! Нет никакого рая, есть только ад, и ад этот здесь, на Земле.
Володя заметался во сне, забормотал что-то, и холодная, острая, как скальпель, мысль в который раз вонзилась в мозг отца Андрея.
Володя умирает. Если оставить все, как есть, парнишка едва ли протянет еще хотя бы трое суток. Значит, ему придется…
Черт побери, почему в кармане нет сигарет, когда они так нужны!
Отец Андрей вскочил, сделал несколько шагов в сторону и оперся о широкий ствол старой березы. За рощей в вечерних сумерках виднелась асфальтированная дорога, пустая и темная.
С того момента, как в Володю вцепился волк, прошло семь дней. Багрово-красная, с неровными краями рана затянулась уже на вторые сутки, и отец Андрей решил, что худшее позади. Однако на третий день язва раскрылась, из нее начала сочиться сукровица и гной. Еще через пару дней внутри раны показалось мясо, по цвету напоминающее отварную говядину, кожа вокруг укуса почернела.
Сегодня же при осмотре раны отец Андрей впервые ощутил отвратительный запах. Удивительно, но вонь от гангрены была сильнее, чем от мертвяков, которых он столько покрошил своим мачете.
Володя за спиной застонал и негромко попросил пить.
Отец Андрей вернулся к напарнику, пошарив в рюкзаке, достал бутылку с водой.
Им повезло – на исходе четвертого дня наткнулись на речку, больше похожую на большой ручей, вдоволь напились и запаслись водой. До того отец Андрей был уверен, что они умрут от жажды на этой проклятой автотрассе.
Приподняв голову Володи, отец Андрей принялся поить парня; тот пил жадно, кадык на тонкой, желтоватой шее двигался, как шкала какого-то датчика.
«Датчика, отсчитывающего время жизни», - подумалось отцу Андрею, но он поспешил отогнать прочь эту мысль.
Володя напился, отец Андрей осторожно опустил его голову на сложенный вчетверо драный свитер.
Светало. Профиль Володи казался птичьим, грудная клетка тяжело вздымалась.
Отец Андрей дотронулся до лба парнишки: горячий, как печка. Володя открыл глаза.
-Андрей, - в последнее время он перестал добавлять к имени монаха духовное звание и стал называть напарника на «ты».
-У?
Володя закашлял, с явным усилием вытер рот здоровой рукой.
-Что ты будешь делать, когда … ну, когда я умру?
-Ты не умрешь.
-Умру, - тихо отозвался парнишка. – Я умру.
Лучи восходящего солнца осветили его осунувшееся лицо, и оно вдруг показалось отцу Андрею красивым и одухотворенным, как лики Христа с монастырских икон.
-Сегодня, - проговорил Володя, глядя на шевелящиеся кроны деревьев. – Я умру сегодня.
Отец Андрей поднялся: решение, наконец, было принято.
Володя равнодушно смотрел, как его напарник вынимает из рюкзака топор…
Две березки отец Андрей повалил примерно за полчаса – сказались приобретенные в монастыре навыки. Быстро обрубил верхушки, ветки.
Володя сначала наблюдал за напарником, затем прикрыл глаза. Грудь его едва заметно колыхалась.
«Жив еще», - думал отец Андрей, время от времени поглядывая на парнишку.
Из березок получилось два нетолстых бревнышка. Первое отец Андрей подравнял таким образом, чтобы оно соответствовало росту человека. Второе бревно разрубил надвое: один из полученных отрезков равнялся маховой сажени – это старорусская мера, равная расстоянию от кончиков пальцев одной человеческой руки до другой. Руки при этом человек расставляет в стороны.
В коротком бревне – прямо посредине – отец Андрей сделал углубление, и в это углубление поместил длинное бревнышко. Вытащив из рюкзака веревку, скрутил бревна между собой, изо всех сил затужил узлы. У него получился деревянный крест в человеческий рост.
-Что ты делаешь, Андрей?
Бывший монах обернулся.
Взошедшее солнце пробиваясь сквозь кроны деревьев, освещало Володю. Лицо парня было бледным, во впадинах щек сидела темнота.
-Ничего, Володя. Есть тут одна у меня задумка, как нам от упырей отбиваться.
Парнишка слабо улыбнулся.
-Вы молодец, отец Андрей.
Он опять перешел на «вы» и стал использовать духовное звание.
Отец Андрей отвернулся, порылся в рюкзаке, вытащил спички.
Скоро на поляне заколыхался костер: языки пламени были едва заметны на фоне разгорающегося августовского дня. Отец Андрей поднял с земли покрышку от мотоцикла, найденную у автомобильной дороги во время похода за дровами, но, подумав, отшвырнул ее в березовые заросли – черный дым может привлечь упырей, а то и кого похлеще. Вместо покрышки он бросил в костер березовое полено.
-Ах ты, Господи.
По полену вовсю сновали муравьи.
Бывший монах, обжигаясь, вытащил полено из огня, потушил о сырой мох прицепившееся сбоку пламя, бережно отложил деревянный муравейник в сторону и отправил в костер охапку березового сушняка.
«Ну, что ж, пора».
Отец Андрей поднялся: челюсти стиснуты до боли, руки едва заметно дрожат.
Он легко поднял Володю – парнишка и раньше-то богатырем не был, а в последние дни сильно сдал в весе. Володя открыл глаза.
-Что вы делаете, отец Андрей? – прошелестел спекшимися губами.