Бремя Могущества

Воспринимаемое им ничем не напоминало слова человеческого языка. Даже звуки, время от времени произносимые им, ничего общего с нормальной, обычной человеческой речью не имели. Воспринимаемое им состояло из причудливой смеси видений, образов и чувств, из приказов, посылаемых твердой гипнотической волей и особого типа коммуникации, которая чужда человеческим представлениям, как и само это существо, чей род исчез на Земле еще два миллиарда лет назад. Воображение этого человека, его способность к фантазии, помогали ему облекать в слова жуткое и неведомое, но словам этим суждено было остаться лишь незначительными фрагментами истинных посланий, всего лишь бледной тенью истинной духовной силы этого титана — создания из переплетенных меж собой змей. Если бы человек действительно вступил в конфронтацию с этим неисчерпаемым духом, его собственный был бы размолот, уничтожен, словно тонкое стекло под ударом кулака великана. Он многое узнал, там об Этом создании и его происхождении, и многое удивило и поразило его. Голос этот (который и не был голосом вовсе, а чем–то совершенно неопределенным переполнялся наслоениями эмоций: гневом, ненавистью, нетерпением, алчностью, презрением — прежде всего, презрением. Да, многое ему удалось узнать о ВЕЛИКИХ ДРЕВНИХ за эти три дня, которые он провел с в беседах с Йог–Сототом, одним из семи Могущественных. Возможно, впервые один из ВЕЛИКИХ ДРЕВНИХ разговаривал с человеком и наверняка впервые одному из них потребовалась помощь человека. Он уже не раз задумывался над тем, каково созданию, извечно испытывающему к людям, к этим низшим тварям, лишь презрение да чисто научно–познавательный интерес, вдруг обратиться за помощью. Он знал, что Йог–Сотота снедало нетерпение. После всех этих миллионов и миллионов лет, проведенных в терпеливом ожидании, последние дни могли показаться ему вечностью. И все же его неслышимые духовные посылы были проникнуты спокойствием и сдержанностью. Даже духовные оковы, превратившие человека в безропотную марионетку, которая, правда, сохранила какие–то проблески собственной воли, но никак не свободу принятия решения, спали. Йог–Сотот, этот бог Зла и Уничтожения, был жесток, но жестокость эта скорее могла быть жестокостью ученого, исследователя, который без угрызений совести убивает и причиняет боль во имя достижения своей цели.

Еще долго, очень долго стоял человек на берегу и вслушивался в немые приказания своего повелителя. Когда он, наконец, вышел из транса, то был уже другим и не только внешнё».«Человек, пришедший сюда несколько дней назад, был Стивеном Махони, жителем Дэрнесса, которого считали пропавшим. А человек, который размеренно уходил с побережья, обратив свой взор к востоку, был Родериком Андарой.

Колдун возвращался.

Небольшой паб оказался битком набит людьми. Воздух здесь был настолько отвратителен, что Говард вполне мог вместо непрерывного курения довольствоваться им. Рольф, немилосердно распихивая плечами полупьяную публику, пробивал дорогу. После пронзительного холода улицы здесь было удушающе жарко, и кружки, которые хозяин выставлял перед нами на столике, были наполнены строго до половины. Но на вкус пиво оказалось отменным, что в какой–то степени примирило меня с действительностью, а из притворенной двери кухни вместе с грохотом тарелок и гомоном голосов доносился соблазнительный душок, от которого текли слюнки.

— Проголодался? — осведомился Говард, перехватив мой страждущий взор. Я кивнул, и он тут же подозвал спешащего куда–то хозяина. Тот мгновенно заметил его призывный жест, но все же Говарду пришлось потерпеть, пока тот соизволил, наконец, оказать честь нашему столику своим появлением.

— Чего вам?

Говард показал рукой на двери кухни.

— Мы голодны, — заявил он. — Можно ли принести сюда на этот стол что–нибудь из того, что так восхитительно пахнет, добрый человек?

— Если вы под этими вашими экивоками имеете в виду еду, то да, — пробурчал хозяин.

Его свинячьи глазки изучали Говарда с презрением и алчностью. Уже не впервые я убеждался, насколько же враждебны были жители этого Дэрнесса по отношению ко всем приезжим, хотя они тянули денежки из наших карманов, но, видимо, считая, что именно так все должно быть, тем не менее, в глубине души глубоко презирали нас. И хозяин «Белого дракона» тоже не был исключением. Я изобразил что–то вроде довольной ухмылки, когда мне вдруг вспомнилось название этого паба, а передо мной стоял его владелец. «Зачуханный недомерок» явно подошло бы ему больше.

— Именно это я и имею в виду, — уточнил Говард все тем же дружелюбным тоном. — А что у вас за кухня, добрейший?

— Вам придется выбирать между рыбой и рыбой, — не без злорадства пробурчал хозяин и глумливо ухмыльнулся. — Если рыбка вам не по вкусу, тогда вместо нее сможете заказать еще рыбки.

Говард раздумывал.