Бремя молчания

— Значит, вы не считаете, что Петра и Калли ушли сами? По-вашему, их кто-то увел? — Фильда жалобно смотрит на Фитцджералда. Тот молчит; тогда она поворачивается к помощнику шерифа Луису.

— Кое-какие подробности указывают на сходство исчезновения Петры и Калли с делом девочки Макинтайров, — нехотя говорит Луис. — Ничего конкретного, но… как и говорит агент Фитцджералд, нам нужно проработать все версии, как бы тяжело нам ни было.

— О боже мой! О боже мой! — Фильда медленно сползает со скользкого дивана, обитого вощеным ситцем. Она падает на пол и сворачивается в комок. — О боже мой! — рыдает она.

Я бросаюсь к ней и снизу вверх смотрю на Луиса и Фитцджералда.

— Убирайтесь, — приказываю я, удивляясь собственной ярости. Потом, уже спокойнее, добавляю: — Пожалуйста, оставьте нас ненадолго, а потом мы продолжим разговор. Прошу вас, выйдите. — Я наблюдаю, как они встают и неторопливо выходят на крыльцо, под палящий зной. Когда за ними с тихим щелчком закрывается сетчатая дверь, я ложусь рядом с Фильдой, приникаю к ней, прижимаюсь грудью к ее спине, кладу колени в мягкую ложбинку за ее коленями, обхватываю ее руками и зарываюсь лицом в волосы. От нее сладко пахнет духами и пудрой, для меня этот запах будет навсегда связан с глубоким, глубоким горем. Она не успокаивается, наоборот, ее плач становится еще более горьким. Я вздрагиваю всем телом от ее рыданий.

Помощник шерифа Луис

Мы с Фитцджералдом стоим во дворе перед домом Грегори. Солнце почти в зените, но скрыто от нас огромным кленом — Тони сказала бы, что это дерево прекрасно подходит для лазанья.

— Гос-споди, — сердито выдыхает Фитцджералд, и я готовлюсь выслушать выговор по поводу неправильного поведения с родителями жертвы.

— Как вы только выносите этот звук? — неприязненно продолжает Фитцджералд.

— Какой звук?

— Вы что, не слышите? Постоянный стрекот… Как будто миллионы насекомых что-то жуют. У меня просто мурашки по коже! — Фитцджералд достает пачку сигарет, щелчком выбивает одну и разминает своими тонкими пальцами.

— Это цикады, — объясняю я. — У них на брюшке есть специальные мембраны. Особыми мышцами они напрягают и расслабляют мембраны, которые трутся о панцирь. В результате получаются колебания, которые вызывают стрекот.

— Брр, противно! Как вы это выносите?

— Наверное, так же, как вы выносите шум большого города. Ко всему привыкаешь, даже к стрекоту цикад. Через какое-то время его перестаешь замечать.

Фитцджералд кивает и закуривает.

— Вы не против? — спрашивает он, уже затянувшись.

— Нет, нисколько, — отвечаю я. Некоторое время мы молча слушаем тревожную песню цикад.

— Вам не по себе, — говорит Фитцджералд.

— Да, — соглашаюсь я.

— Вы правильно сделали, что напомнили им о девочке Макинтайров. Им нужно знать, что всякое бывает. Через несколько минут они сообразят, что к чему, и тогда с ними можно будет разговаривать. Они ни за что не смирятся с мыслью, что их девочку можно было выманить из дому, изнасиловать и убить, но они поймут, что и такая возможность существует, и через несколько минут они будут готовы на что угодно, лишь бы найти ее и доказать, что с ней этого не случилось.

— Нужно вызвать собак-ищеек и организовать полномасштабную поисковую операцию, — говорю я, хотя понимаю, что Фитцджералд наверняка уже подумал об этом.

— Согласен. Уже в полдень сюда может приехать тренированная ищейка с кинологом из Мэдисона или даже Де-Мойна, — отвечает Фитцджералд, глубоко затягиваясь сигаретой.

— Родственники и слышать не захотят о собаках-ищейках. Как будто мы ищем не живых девочек, а трупы, — говорю я. Хуже всего, именно мне придется сообщать об ищейках Грегори и Тони.

— Луис, что вы вообще чувствуете в связи с этим делом? — спрашивает Фитцджералд, прислоняясь к старому дубу.

Я пожимаю плечами:

— Конечно, я ни в чем не уверен, но, между нами говоря, я бы присмотрелся получше к мужу Тони. Подозрительный тип, пьяница. Ходят слухи, что он склонен к насилию.

— К насилию? В каком смысле?

— Повторяю, насчет насилия ничего определенного, только слухи. Тони молчит, полицию она ни разу не вызывала. Гриф привлекался к ответственности за хулиганство, и один раз его оштрафовали за вождение в нетрезвом виде. Просто я вспомнил это в связи с последними событиями, — устало говорю я.

— Да, его наклонности стоит иметь в виду, — говорит Фитцджералд, глядя на дом Тони.

— Вот в такие дни я жалею, что не курю, — говорю я, пожирая взглядом его сигарету.

— А я в такие дни жалею, что не бросил, — отвечает Фитцджералд.

Из дома выходит Мартин Грегори.

— Извините, — говорит Мартин. — Мы готовы продолжать, объясните, что вы хотите знать. Входите… пожалуйста.

Калли