Бремя молчания

— Дайте-ка взглянуть. — Она светит фонариком мне в голову и морщится. Наверное, рана глубокая. Ее спутник достает из кармана пиджака носовой платок и протягивает мне. — Я агент Саймон, а это — агент Темперли, — говорит женщина. — Мы помогаем расследовать дело о похищении вашей дочери. Вы можете рассказать, что сейчас произошло?

— Я совершил ошибку. Огромную ошибку! — говорю я. Мне страшно хочется спать. Неожиданно я понимаю, что должна была чувствовать Петра. У нее такая страшная рана на голове… Мне больно, очень больно, и страшно хочется спать, но то, что испытала Петра, гораздо, гораздо хуже…

— Что произошло? — снова спрашивает женщина.

Я долго собираюсь с мыслями. Мне стыдно признаться в собственной непроходимой глупости. Агент Саймон приходит мне на помощь.

— Что случилось с Антонией Кларк? — спрашивает она.

На этот вопрос я могу ответить.

— Муж увел ее в лес. — Я снова показываю в сторону опушки.

— Он вооружен? Патрульный слышал выстрелы за домом, — говорит агент по фамилии Темперли.

— У него револьвер… — говорю я, понимая, что больше нельзя откладывать неизбежное. — Он, видимо, подобрал с земли револьвер и увел Антонию в лес. — Платок, который дал мне Темперли, пропитался кровью. Я складываю его вчетверо и ищу чистое место, чтобы приложить к ране.

— Откуда взялся револьвер? — спрашивает агент Саймон, хотя мне кажется, что она и так знает ответ.

— Он мой, — сознаюсь я. — Я приехал сюда и ждал… Потом приехала Антония, и я предупредил ее, чтобы она не ходила в лес, потому что он там… Вы знаете, что он сделал с моей дочерью. Потом мы спрятались вон там, но он нас нашел.

— Вы угрожали ему револьвером? — спрашивает агент Темперли.

— Нет, просто держал в руке, не целился в него… а он, наверное, решил, что я ему угрожаю. Он ударил меня по руке, револьвер упал и выстрелил. Пуля попала в землю. — Я показываю то место, куда попала пуля. — Потом он ударил меня по голове. Антония попыталась убежать. Он догнал ее, схватил и потащил в лес. Они не могли далеко уйти. Кстати, револьвер не заряжен. У меня была всего одна пуля, но она уже израсходована.

— Не заряжен, — повторяет агент Саймон. Почему-то она совсем не радуется.

— Раз он не заряжен — ведь это хорошо? — Я умоляюще смотрю на нее.

— Хорошо для Антонии Кларк. И совсем не хорошо для Грифа Кларка и сотрудника полиции, который имеет право его застрелить. Ведь они не знают, что револьвер не заряжен. — Агент Саймон выразительно смотрит на своего напарника. Тот кивает и отходит. Наверное, сейчас передаст мои слова остальным, тем, кто побежал в лес.

— Мистер Грегори, вы понимаете, что, придя сюда с оружием, поступили крайне неразумно?

Я с жалким видом киваю и морщусь от боли. Веки тяжелеют. Страшно хочется спать.

— Вас разыскивает жена. Вы ей очень нужны.

Сон сразу пропадает.

— Петра! — Я хватаюсь за сердце. — Что с Петрой? — Хочу встать, но не получается. Очень больно… Голова кружится… Я шатаюсь и оседаю на землю.

— Сидите, не вставайте, вам нужен врач. Не знаю точно, что с девочкой, но вашей жене срочно нужно с вами поговорить. Мы постараемся поскорее доставить вас к телефону, мистер Грегори, обещаю. — Снова уши режет вой сирен. «Скорая помощь». За мной, наверное. Хорошо, что пострадал только я, а не Антония… и не Гриф Кларк.

Антония

Гриф тащит меня все дальше в лес. Я кричу, плачу, умоляю его остановиться. Наконец, он останавливается.

— Тони, я тебе ничего не сделаю. Ты что, в самом деле решила, что это я обидел Петру? Господи!

Он так жалобно смотрит на меня, что мне невольно становится его жалко. Я достаточно давно знаю Грифа и умею с ним обращаться. Медленно тянусь к нему свободной рукой. Главное — никаких резких движений! Осторожно снимаю листик, запутавшийся в его волосах.

— Нет, Гриф, я не думаю, что ты способен обидеть Петру. Но я не знаю, что случилось. — Я кладу руку ему на плечо. Он по-прежнему крепко держит меня. И еще у него револьвер. Как же он вцепился в меня! Теперь я понимаю, откуда на предплечьях Калли такие страшные следы… Гриф кладет голову мне на плечо и разражается рыданиями.

— Калли сегодня рано встала. Мы вышли погулять в лес и заблудились. Потом мы разошлись…

Я заставляю себя молчать, хотя он о многом умалчивает — по-моему, намеренно. Почему Калли пошла гулять в одной ночной рубашке и босиком и почему он не оставил мне записку и не сообщил, где они?

— Клянусь, Петру я и в глаза не видел, пока не очутился вместе с Калли там, на холме… Потом туда прибежал Бен и увидел… увидел Петру. Выглядела она ужасно. Я ничего ей не сделал, наоборот, хотел ей помочь. Клянусь, Тони! Я ничего ей не сделал!

Я чувствую на своей щеке слезы Грифа. Интересно, искренние ли они? Тихонько хлопаю его по плечу.

— Вот сейчас мы пойдем и все расскажем, Гриф, и все узнают, что ты ни в чем не виноват. — Я обхватываю его лицо ладонями и разворачиваю к себе. — Гриф, сейчас делают такие специальные анализы и сразу находят того, кто совершил преступление. Берут тесты ДНК. Как только сделают такие анализы, сразу поймут, что ты ее не трогал.