Бремя прожития, или Неисповедимы пути журналистские

«Улыбнитесь, друзья, почтальону…» – пела при прежней власти, кажется, Эдита Пьеха. При нынешней власти улыбаться почтальону не хочется. Хочется прийти к почтовому начальству, настучать кулаком по столу, накричать, излив эмоции, и, глядя прямо в глаза, спросить: «Почему вы, почтовые начальники, довели службу до такого беспредела?»

Обнищавший от реформирования народ многократно сократил подписку на периодику. На столько же похудела сумка почтальона. Носить стало нечего. Казалось, поставленная перед необходимостью физического выживания почта начнет действовать по принципу: хочешь жить – умей вертеться. И станет с каждой газетой, с каждой посылкой носиться, как с писаной торбой, обслуживая клиентов быстро, качественно, вежливо и с улыбкой. Но не тут-то было.

Пришедший в упадок эпистолярный жанр иногда берет за горло, требует черкнуть письмишко, облизать конвертик и марку, отправив «голубя» (лети с приветом, вернись с ответом) «иногороднему адресату». Традиционно крепкий задним умом наш человек даже и не подозревает, что если раньше почта всемерно боролась за сокращение сроков доставки, то теперь явно стремится их растянуть.

Отправив письмо, наш человек ждет ответа. Когда ожидание выходит из рамок разумного, начинает бурчать с домочадцами, в полный голос обсуждать проблему с сослуживцами, а накалившись страстями, идет стучать кулаком по широкому cтолу почтового начальства.

Сколько должно идти письмо из Костромы в Ярославль? Сутки, скажет любой разумный человек. Если сегодня опустить письмо в Костроме, то завтра оно должно оказаться у ярославского адресата, доставленное туда хоть поездом, который каждый день в Москву ходит, хоть автомашиной, которая тратит на путь в соседний облцентр час-полтора. Допуская наличие у почтовиков исконно «наших» проблем, можно согласиться с тем, что письмо из Костромы в Ярославль придет через день.

На практике случилось следующее. Заказное письмо с уведомлением о вручении, сданное в окошечко на центральном почтамте третьего февраля, в Ярославль попало не четвертого, не пятого и даже не шестого, а, как стоит на штемпеле, седьмого (!) февраля.

Где оно ходило четыре дня? По каким городам и весям? В каких пыльных мешках и на каких складах валялось и почему? Почему почта не доставила его в Ярославль четвертого – максимум пятого?

Вряд ли кто сможет досконально разобраться в ситуации и доложить вразумительно: было такое-то ЧП, виновные уволены. Костромские почтовики свято блюдут не только тайну переписки, но и честь мундира. Простым людям, которые для почтового начальства лишь адресаты и адресанты, никогда не узнать, по каким потаенным тропам почтальоны, рискуя поплатиться здоровьем от малоподвижного образа жизни, со скоростью 20 километров в сутки тащат письма из Костромы в Ярославль.

Да никому и не интересна извилистость и загогуленность почтовых хитросплетений. Потому что законы физики-арифметики в почтовых пределах не действуют. Расстояние от Ярославля до Костромы, по мнению почтовиков, в два раза больше, чем из Костромы до Ярославля. Уведомление о вручении заказного письма, отправленное, судя по штемпелю, из Ярославля 12 февраля, бравая служба доставила только 21-го числа, то есть НА ДЕВЯТЫЙ ДЕНЬ.

Нет, господа, таким почтальонам мне улыбаться не хочется.

«Северная правда», 29 февраля 2000 г.

Осторожно: кабель! Копать запрещено!

МЕДЕНОСЫ ТЯНУТ ЖИЛЫ. А СУД ДАЕТ УСЛОВНО

Со вчерашнего перепоя копалось тяжело и надсадно. Почесываясь от липкого пота, со страхом поглядывали по сторонам – не увидел бы кто. Однако в 9 километрах от Сусанина ранним утром было безлюдно и спокойно. Испуганным зайцем прыгало сердце, а лопата не слушалась дрожащих рук. Рыть метровую траншею, что бы украсть кабель, ох как не хотелось, но это было единственной возможностью опохмелиться.