Внушительный чемодан Нины действовал безотказнее любого пропуска — люди сразу догадывались, что это один из членов экспедиции. Опечаленный репортер оживился и застрекотал камерой, а несколько добровольцев начали расчищать дорогу, пробуя перекричать толпу по крайней мере на восьми языках. Но толпа была бесконечна, и Нину засосала, закрутила гудящая рупор-воронка, и ей стало казаться, что вообще не существует ни моря, ни пирса, ни белого борта “Дельфина”, а только спины и лица, спины и лица, и этот ровный, закладывающий уши гул. И трудно сказать, чем бы все кончилось если бы рядом каким-то чудом не оказался сам профессор Панфилов.
— Ну где же вы, Ниночка? Уисс волнуется. Я тоже. Уисс не выносит всего этого шума. Я, кстати, тоже… — и он подхватил чемодан.
Профессора узнали.
Панфилова вся планета ласково называла “Пан”. Действительно, этот сухонький, деликатно торопливый, ослепительно синеглазый старичок очень походил на доброго духа Природы — покровителя всего живого.
Сколько ему лет? Иногда он отвечает — сто. Иногда — двести. И почему-то на самом деле хочется верить, что он — бессмертный.
Строительство энергопровода Венера-Земля началось за два года до рождения Нины. Долго и придирчиво искали на земле место для будущей приемной станции. И нашли. Очень хорошее место. Удобное. Практичное. Оно удовлетворяло всех — геофизиков, авиаторов, строителей, экономистов. Всех — кроме Пана. Потому что гигантская стройка должна была растоптать какой-то хилый лесной массив и замутить какие-то безвестные речки. И Пан восстал. Против всех.
Нина узнала эту историю в четвертом классе. Из учебника. Энергопровод Венера-Земля работал. Он был виден из окна интерната даже днем. Нина смотрела на уходящий в небо зеленовато-голубой шнур и думала о человеке, который сумел переубедить всех и перенести великое строительство за тысячи километров. Она дышала пряным, бодрящим воздухом, плывущим в распахнутое окно, — природа щедро отплатила людям и Пану за добро и заботу…
Молоденький телерепортер, едва веря в негаданную удачу, прицелился голубыми линзами:
— Товарищ профессор… Иван Сергеевич, не могли бы вы сказать несколько слов о конкретной цели. — Он краснел и заикался, но упорно не давал дороги. — О конкретных задачах вашей экспедиции…
— Но, право, здесь не место… Мы должны попасть на корабль. В официальном сообщении сказано…
— Но, Иван Сергеевич, в официальном сообщений очень расплывчато: “Изучение проблемы общения с дельфинами в естественных условиях…” Ходят слухи…
Нина слабо усмехнулась. С этого и надо было начинать — “ходят слухи”.
Вряд ли официальное сообщение о рядовой экспедиции могло привлечь столько внимания, собрать такую толпу. Тем более, что “дельфинья проблема” давно навязла в зубах. Но если в деле замешан Панфилов — жди чудес…
— Простите, но к чему приведет такое общение?
Нина невольно придвинулась ближе. Журналист перестарался. Конечно, по простодушию своему. Но… Лучше бы он помолчал.
Пан медленно закипал. Глаза его налились синим пламенем, тщедушное тело напряглось, как для прыжка, а чемодан угрожающе двинулся на репортера…
— Н-не знаю… Но я знаю, что общение с вами…
Нина взяла профессора за локоть.
— …ни к чему не приведет, — докончил Пан и очаровательно улыбнулся. — Прошу вас!
Репортер попятился, и людское кольцо разомкнулось, открыв узкий проход до самого трапа.
Они беспрепятственно преодолели последние десятки метров. Нина, отдышавшись, сказала:
— Ну что вы, Иван Сергеевич! Сердиться по пустякам… Согласитесь, официальное сообщение действительно… И простое любопытство…
— Любопытство? Нет, Ниночка, он знает, что делает! Он хочет рабства подсознательно, но от этого не легче. Его логика не имеет выхода, кроме понятий господства и подчинения.
— Иван Сергеевич, вы, по-моему, преувеличиваете. Этот журналист наткнулся на вас случайно…
— Журналист? Какой журналист?
Они недоуменно воззрились друг на друга.
— Господи, так вы ничего не знаете! У меня совсем вылетело из головы… Ведь вы только вчера вечером прилетели!
Пан долго шарил по карманам и, наконец, сунул Нине скомканную газету.
— Карагодский! Я говорю о Карагодском! Он дал интервью. Полюбуйтесь!
— “Дельфин на службе у человека… Новое в общении с разумными животными…”
Нина перечитывала короткие строчки интервью, перед глазами мелькало: “Академик Карагодский сказал”, “Академик Карагодский считает”, “Академик Карагодский уверен”, “во имя истинной науки”, “с точки зрения здравого смысла”, “хозяйственное значение”, “верные слуги человека”, “сокровища океана”, “подводные пастухи, покорные воле наставников”…
Створки лифта разошлись.
— Как всегда чересчур претенциозно, но… Особой крамолы я тут не вижу, Иван Сергеевич. Ведь все так считают!
— Ну от вас, Нина… Вы тоже так считаете?!
— Я? Я как-то не думала. Нет, пожалуй. Но я ведь…
Карагодский стоял у борта, монументальный, в своих неизменных очках, со своей неизменной тростью. Он улыбнулся стандартно-благодушной улыбкой, но не подошел.
“Начинается, — подумала Нина. — Андрей как в воду глядел…”
Отправив чемодан в каюту, она повернулась к толпе у причала.