Бремя равных

Это случилось, когда базальтовый суперматерик занимал почти пятую часть поверхности планеты и первый “десант” зоофитов, цепких полуживотных-полурастений, в поисках жизненного пространства высадился на береговые скалы.

Нина почувствовала голод.

Напрасно напрягались слабые мышцы, прогоняя сквозь организм морскую воду, пищи в ней почти не оставалось после тысяч прожорливых существ, снующих рядом.

Чувствительность антенн падала. Память гасла. Мозг засыпа.

Она еще долго ждала привычной подсказки Луча, очередного хода звездного предопределения, но нейтринные структуры молчали.

Оставалось одно: действовать самой, используя накопленное Знание.

Покончив с волнениями первого самостоятельного приспособления, Нина вытянула в стороны гибкие ветвящиеся лучи и погрузилась в привычное созерцание.

Было время отлива, и сквозь неглубокий слой воды сквозило фиолетово-красное солнце. В инфрасвете протуберанцы солнечной короны шевелились, как щупальца. И Нину вдруг потянуло туда, к солнцу, словно на серо-синем песке неба трепетало ее собственное зовущее повторение.

Так начался Второй Круг…

* * *

Увлечение возможностями самостоятельных решений, новизной осмысленных действий прошло быстрее, чем хотелось. Время теперь летело стремительно, и угадывать его неожиданные повороты становилось все труднее.

Очень скоро стало ясно, что щупальца, нужные для охоты и движения, не смогут заменить чувствительных игл-антенн. Нервные центры, омытые полноценными соками сытого организма, жаждали огромной работы, а получали от притуплённого восприятия жалкие крохи.

Связи между клетками единого мозга, рассеянными на планете, непоправимо рвались. Разные условия в разных концах всемирного моря порождали разные организмы, и единство перестало существовать.

Напрасно Нина до боли напрягала энергетические папулы — вместо стройного и чистого хора неслась сквозь биофон разноголосица противоречивых желаний.

Она вновь и вновь переживала свое первое движение: легкое напряжение щупальц — и тело послушно поднялось вверх, едва уловимое сокращение мышц — и тело передвинулось вбок, дрожь расслабления — и тело опустилось на песок, слежалый от века. Три внутренних приказа, три неуверенных исполнения, но она пережила целую эпоху ожидания и сомнения, страха и радости.

А когда наступал отлив, солнце тянуло к ней горячие красные щупальца, пронизывало мутную воду щекочущим теплом радиации, рождая в крови смутную музыку странных стремлений.

В ней дремало Знание, взятое у природы, от нее зависело, оставить Знание мертвым грузом или применить. Ей хотелось действия, борьбы, победы: ведь тайная тайн развития — живая энергия изменчивости — была подвластна воле Разума.

Близился Третий Круг.

* * *

Нина вместе с другими все чаще и дальше проникала в лагуну. Небольшая стая самых неуемных и самых отчаянных входила в узкий проход вместе с приливом и бродила по мелководью, пока дыхание отлива не позовет назад, в привычную глубину.

Подплывая к берегу, Нина видела буйные заросли неведомых трав, огромные зеленые утесы деревьев, летающие армады насекомых. И все чаще ей приходило в голову, что именно на суше, наедине с солнцем, свершится дерзкая мечта — определить природу, используя ее собственную неустойчивость, освободиться от давящей власти Времени, предельно ускорив ритм приспособления — так, чтобы торжествующий Разум не сковывала забота о материальном воплощении.

Однажды, когда начался отлив и разная морская мелочь, давясь, бросилась к выходу, Нина обняла острый серый камень и застыла на месте.

Инстинкт самосохранения стучал в ней набатным пульсом — отпусти, разожми плавники, уходи, но она, дрожа и напрягаясь, подавила тревожный импульс.

Воздух оглушил, судорога свела тело, последний мутный поток отбросил ее от камня и перевернул на спину. Зеленая линия побережья чудовищно исказилась и скрючилась в глазах, созданных для подводного зрения.

Неизвестно, сколько времени прошло, прежде чем Нина поняла, что она все-таки жива. Слизь на коже превратилась в роговые чешуйки, и спасительный панцирь защитил плоть от мгновенного высыхания. Лабиринтовый орган позволил дышать — тяжко, трудно, но дышать. Сердце билось яростной барабанной дробью, и все-таки билось. Лавина энергии падала сверху, прижимая к горячему илу, — желанная и страшная энергия атомного огня.

Прошло еще немного времени, прежде чем Нина ощутила в себе возможность расправить мышцы. Она попробовала перевернуться на живот, и, как ни странно, это ей удалось.

Еще не веря в случившееся, Нина протянула плавники вперед и медленно, неуверенно подтянула отяжелевшее тело…

* * *

Нина недоуменно и долго смотрела на свои руки, протянутые к бассейну.

Уисс парил у ног, кося внимательным глазом. Морские звезды на дне едва тлели, сложившись в правильный треугольник. Она приходила в себя рывками, мгновенными озарениями. Она снова ощутила пустоту и тишину храма. Уисс молчал.

— Это все? — спросила Нина. Она не была уверена, что произнесла слова, потому что спекшиеся губы не хотели шевелиться.

— Это все?

— Нет, это не все.