Бремя русских

Кстати, о корпусе. У нас не имеется конструкционных чертежей корпуса и обводов подводной части, указанных выше барков. Но в составе флота Югороссии есть эскадренный миноносец «Адмирал Ушаков», корпус которого в основном соответствует корпусу пятимачтового барка по всем своим размерениям и характеристикам. Не думаю, что постройка таких кораблей, не имеющих паровых машин, вызовет у российских верфей хоть какие-нибудь затруднения.

– Разумеется, не вызовет, – кивнул Кутейников, самый молодой из присутствующих – ему лишь недавно исполнилось тридцать два года, – но, Сергей Сергеевич, почему бы нам сразу не строить полную копию вашего «Адмирала Ушакова» вместе с машинами, а не заниматься устаревшими уже парусниками?

– Николай Евлампиевич, – с сожалением сказал Иванов, – «Адмирал Ушаков» оборудован двумя машинами, по весу и габаритам примерно соответствующих тем машинам, что установлены на полуброненосном фрегате «Генерал-адмирал». Но мощность каждой машины «Адмирала Ушакова» десятикратно больше, давление и температура используемого пара многократно выше, что резко ужесточает требования к используемым при ее постройке материалам. Вы же инженер и должны понимать, что сначала надо создать соответствующего качества особую конструкционную жаропрочную сталь, и лишь потом думать о постройке самой машины. Работы в этом направлении уже начались, но мы не ждем результата ранее чем через десять или даже пятнадцать лет.

А грузы на Дальний Восток и обратно надо возить уже сейчас. Британия, господа, сейчас вне игры, и мы просто не имеем права не занять освобожденную ею нишу мирового морского перевозчика, потому что в противном случае это сделают другие.

– Совершенно верно, Сергей Сергеевич, – произнес император, – а посему подведем итоги. Главным конструктором парусного стального грузового корабля, в дальнейшем для секретности везде именуемого «Транспорт», назначаю… Генерал-лейтенанта корпуса корабельных инженеров Дмитриева Ивана Сергеевича, а его помощником – корабельного инженера Кутейникова Николая Евлампиевича.

Вы, Иван Сергеевич, у нас старый парусник, потому вам и карты в руки. А поскольку парусники эти совсем не такие, какие были в ваше время, то господин Иванов поработает у вас техническим консультантом и поможет вам своими советами. Делайте что хотите, но эскизный проект «Транспорта» в четырехмачтовом и пятимачтовом варианте представьте мне недели через две.

Контр-адмиралу Попову, назначенному мной главным ответственным за серийную постройку этих транспортов, задача тоже воистину адова – сделать так, чтобы верфи в Херсоне, Николаеве, Севастополе, Петербурге, Ревеле и Риге могли штамповать такие транспорты, как рубли на Монетном дворе. Моряки, умеющие ходить под парусами, у нас еще не перевелись – вот им и будут карты в руки.

24 (12) октября 1877 года. Джорджтаун, пригород Вашингтона. Колин Макнил, дворецкий сенатора Хоара

Колин Макнил часто с любовью вспоминал своего деда Колина. Тот всегда с большой охотой рассказывал своим внукам древние шотландские легенды, а также повести о героическом прошлом шотландцев: про Уильяма Уоллеса, Роберта Брюса, принца Чарли… Дед разговаривал с внуками только по-гэльски, и Колин до сих пор не забыл язык предков и при каждой возможности говорил на нём.

Про то, как дед попал в Америку, он узнал позже. Тот не хотел уезжать из Шотландии, но когда у него отобрали землю, с которой его предки кормились столетиями – ведь английское правительство конфисковало всю недвижимость у непокорных кланов, сделав их арендаторами.

А потом их семью попросту согнали с земли – ведь овцы приносили новому владельцу угодий намного больший доход. Младший брат Колина-старшего не захотел уезжать и перебрался в Эдинбург, а сам он поехал в Странрейр и сел вместе с молодой женой на первый же парусник, оплывающий в Америку, который доставил их, как и многих других эмигрантов, прямо в Бостон. Так Мак-Нейлы укоренились на американской земле, став Макнилами.

В отличие от ирландцев, их родичи-шотландцы в Америке практически не подвергались дискриминации, и семья Макнилов быстро ассимилировалась, хотя члены и общались между собой на гэльском языке. Но ни дед, ни отец, ни сам Колин не могли забыть ни о долгой и кровавой борьбе за независимость Шотландии, ни про свои горести и унижения, перенесенные от проклятых англичан, ни про народ Шотландии, которому захватчики до сих пор запрещали говорить на родном гэльском языке.