Бремя стагнатора

Красивый речевой оборот – из книг – должен был подчеркнуть степень возмущения, отпрыск аристократского рода, пусть и разорившегося, оценит красоту слога.

Но Веко уделил больше внимания самой жалобе, воспринял ее всерьез, засобирался и к вечерней заре уехал с докладом к Зрачку Креганону.

А утром, как только мастер Енгарно явился в кузни, его окружили легионеры:

– По велению Всевидящего Ока вы арестованы!

Литейщик удивленно проговорил:

– Небесный Диск! За что?!

– Вам объяснят. Стойте смирно!

Ресницы обыскали мастера, вывернули руки. Он попытался освободиться, но слуги Ока держали крепко:

– Не сопротивляйтесь! Этим вы только усиливаете свою вину!

Когда Енгарно выводили со двора униженно согбенного, со связанными локтями и колодкой на шее, Косталан предпочел отвернуться. Литейщик крикнул:

– Косталан-са!!! Я ни в чем не виноват! Скажите им!!!

Молодой мастер опустил голову – чего кривить душой и говорить, что не ожидал такого поворота. Нет, когда он сетовал на Енгарно Веку Лебанури, то предполагал, конечно, что офицер даст жалобе ход наверх, и литейщика, скорее всего, арестуют. Но не так же! Не на глазах у всех! Косталан думал, что мастера возьмут дома, как его самого когда-то, промурыжат несколько дней в канцелярии Ока, да и выпустят. А у него пока появится возможность спокойно закончить отливку без постоянных придирок Енгарно.

Вышло не так. Через день в кузнях появился Зрачок Креганон, сияющий, как умытый дождем Небесный Диск:

– Я знал, что мы сработаемся, Косталан-са!

– Неужели? – удивленно переспросил кузнец, который был уверен в противоположном.

– Именно! Вы не только ведете работы к победному, я надеюсь, концу, но и сами занялись отловом солмаонских шпионов!

Мастер похолодел:

– Что? Енгарно оказался предателем?!

– Да, он во всем сознался. Брал деньги за то, что всеми доступными способами сдерживал изготовление котла. Хуже того! Он признался в подготовке новой аварии, а потом – когда его допросили с пристрастием – еще взял на себя вину за первую.

– Значит…

– Именно он залил оловом запорное устройство.

– И что теперь?

– Уже – ничего. – Креганон сделал ударение на слове «уже», помедлил, наблюдая реакцию собеседника. – Сегодня утром изменник предан очистительному сожжению.

– Ли? Слышишь меня?

– Да, командир. Что за срочность?

– Немедленно вызывай Ю Фата! И уходите из города! Понял?

– Понял. Но зачем?

– Уходите!!! Как можно дальше!

– В чем дело, командир?

– К вам идет солмаонская эскадра. Мы видим ее с «пятерки» – три канонира и штук пятьдесят десантных галер.

Брови Чжао Ли взлетели вверх, он побледнел, точнее посерел, желтая кожа сделалась совершенно бесцветной.

– Они хотят штурмовать город?

– Не знаю. Но людей на галерах более чем достаточно. Плюс три тяжелых речных канонира. Береговой охране придется нелегко. Уходите к точке вброса, я вышлю за вами корвет. Колоны опять будут ворчать о перерасходе топлива, ну да хрен с ними!

– Но… Это же война, командир!!!

– Еще не знаю, Ли, – ответил Игорь, щелчком тумблера вырубил связь и договорил в гулкой пустоте кабинета: – Но очень на это надеюсь.

* * *

Первыми тревогу забили на маяке, что венчал шип узкой каменной гряды, уходящей в море на полтора десятка перестрелов. Ночью там зажигали огромные чаны с горючим маслом, а сменный дежурный через короткие промежутки времени бросал в них точно отмеренные порции специальных добавок, окрашивающих пламя в тот или иной цвет. Толченой льнянки для зеленого огня, если проход в залив чист и свободен, ситника – для красного, если штормовые волны яростно кидаются на скалы, преграждая доступ в узкую горловину бухты.

Днем с верхней – открытой – галереи просто следили за морем, высматривая, не терпит ли бедствие в прибрежных водах купеческий корабль. Хотя какая торговля зимой!

Должность наблюдателя считалась не пыльной – платили хорошо, а работать особо не требовалось. Разве что холод донимал. Ночью еще куда ни шло: люди грелись у сигнальных чанов, а вот коротким зимнем днем промозглая сырость проникала сквозь любую самую толстую одежду. В народе морских дозорных презрительно именовали «мерзлыми задами», намекая на сидячую работу и вечный холод.

Но именно они, два наблюдателя дневной смены, как бы ни дразнили их соседи и друзья, заметили опасность раньше всех.

– Смотри, что это? Никак наши возвращаются? – спросил дозорный помоложе.

Второй высунулся наружу, приложил руку к глазам, заслоняясь от солнца. Он иногда подрабатывал в порту плотником, бывал на военных кораблях, нахватался там кое-чего. Потому и понял все сразу, в отличие от напарника.

– Солмаон!!!

– К… кто?

– Это корабли бледнозадых! Тревога!!!

Трясущимися руками молодой поджег сигнальный чан. Масло полыхнуло ярким чистым пламенем.

– Тревожную смесь!! Ну же! Быстрее!

И не дожидаясь действий напарника, сам зашарил по полкам.

– Он здесь… здесь… – бормотал молодой, стаскивая запылившийся короб. От неуклюжего движения тот рухнул на пол, треснул и раскрылся, рассыпав нужный порошок.

– Урод безрукий! – крикнул бывший плотник. – Собирай!