Бремя страстей человеческих

Глаза ее инстинктивно поискали зеркало, но в комнате его не было; она подняла руку и пригладила челку.

– А что скажут соседи, когда узнают, что я здесь живу? – спросила она вдруг.

– Кроме меня, в доме живут одни хозяева. Хозяина целыми днями нет, а с хозяйкой я встречаюсь только по субботам, когда плачу за квартиру. Их никогда не видно. С тех пор как я здесь поселился, мы и двух слов не сказали друг другу.

Милдред пошла в спальню, чтобы распаковать свои вещи. Филип попытался читать, но ему мешало радостное возбуждение; он откинулся на стуле, дымя папиросой, и с улыбкой в глазах смотрел на спящего ребенка. Он был счастлив. Филип был совершенно уверен, что больше не любит Милдред. Его даже удивляло, что былое чувство улетучилось безвозвратно: теперь он испытывал к Милдред даже легкое физическое отвращение; он знал, что, если дотронется до нее, у него побегут мурашки по коже. Это было ему непонятно. Раздался стук в дверь, и Милдред снова вошла в комнату.

– Послушай, зачем ты стучишь? – спросил он. – Ты уже осмотрела наши хоромы?

– Я еще никогда не видала такой маленькой кухни.

– Не бойся, она достаточно велика, чтобы готовить наши роскошные яства,

– весело ответил он.

– В доме ничего нет. Пожалуй, надо пойти и купить чего-нибудь.

– Хорошо, но разреши тебе напомнить, что мы должны изо всех сил экономить.

– Что взять на ужин?

– Что сумеешь приготовить, – рассмеялся Филип.

Он дал ей денег, и она ушла. Через полчаса она вернулась и положила покупки на стол. Поднявшись по лестнице, она совсем запыхалась.

– Послушай-ка, у тебя малокровие, – сказал Филип. – Придется тебе попринимать пилюли Бло.

– Я не сразу нашла лавку. Купила печенку. Правда, вкусно? А много ее не съешь, так что она выгоднее мяса.

На кухне была газовая плита. Милдред поставила печенку жариться и вернулась в гостиную, чтобы накрыть на стол.

– Отчего ты ставишь только один прибор? – спросил Филип. – Разве тебе не хочется есть?

Милдред вспыхнула.

– Я думала, что ты не захочешь есть со мной вместе…

– С чего ты это взяла?

– Я же только прислуга, правда?

– Не будь дурой. Что за глупости!

Он улыбался, но ее смирение как-то странно его кольнуло. Бедняжка! Филип вспомнил, какой она была, когда они познакомились. Он помолчал в нерешительности.

– Ты, пожалуйста, не думай, что я оказываю тебе милость, – сказал он. – У нас с тобой деловое соглашение: я предоставляю тебе жилье и стол в обмен на твой труд. Ты мне ничем не обязана. И для тебя в этом нет ничего зазорного.

Она ничего не ответила, но по щекам ее покатились крупные слезы. Филип знал по своему больничному опыту, что женщины ее круга считают работу прислуги унизительной; помимо своей воли он почувствовал легкое раздражение, однако тут же себя выругал: ведь она устала и была больна. Он помог ей поставить еще один прибор. Ребенок проснулся, и Милдред сварила ему кашку. Когда печенка поджарилась, они сели за стол. Из экономии Филип пил теперь только воду, но у него сохранилось полбутылки виски, и он решил, что Милдред полезно выпить глоточек. Он старался, как мог, чтобы ужин прошел весело, но Милдред сидела усталая и подавленная. Когда они поели, она пошла укладывать ребенка.

– Да и тебе следовало бы лечь пораньше, – сказал Филип. – У тебя совсем измученный вид.

– Пожалуй, я так и сделаю, вот только вымою посуду.

Филип зажег трубку и сел за книгу. Приятно было слышать, что за стенкой кто-то шевелите". Иногда одиночество его угнетало. Милдред появилась, чтобы убрать со стола, и он услышал звон посуды, которую она мыла. Филип улыбнулся при мысли о том, как это на нее похоже – хлопотать по хозяйству в черном шелковом платье. Но у него было много работы, и, взяв книгу, он пошел к столу. Он читал «Медицину» Ослера, которой студенты недавно стали отдавать предпочтение перед трудом Тейлора, много лет бывшим самым распространенным из учебников. Вскоре вошла Милдред, опуская закатанные рукава; Филип кинул на нее беглый взгляд, но не двинулся с места; необычность обстановки заставляла его чуть-чуть нервничать. Может быть, Милдред думает, что он начнет к ней приставать, испугался он, не зная, как разуверить ее поделикатнее.

– Да, кстати, – сказал он, – у меня в девять утра лекция, так что мне нужно позавтракать не позже четверти девятого. Ты успеешь?

– Конечно. Когда я служила на Парламент-стрит, я каждое утро поспевала на поезд, отходивший из Хернхилла в восемь двенадцать.

– Надеюсь, тебе здесь будет удобно. Завтра, когда как следует выспишься, ты почувствуешь себя другим человеком.

– А ты, наверно, поздно занимаешься?

– Обычно до одиннадцати или до половины двенадцатого.

– Тогда спокойной ночи.

– Спокойной ночи.

Между ними стоял стол. Он не протянул ей руки, и она тихонько прикрыла дверь. Какое-то время он слышал ее шаги в спальне, потом скрипнула кровать, и она легла.

92

На следующий день был вторник. Как всегда, Филип на скорую руку позавтракал и помчался на лекцию, которая начиналась в девять. Он успел обменяться с Милдред только несколькими словами. Когда он вернулся домой вечером, она сидела у окна и штопала его носки.