Бремя удачи

Официальный визит птицы удачи в Арью был намечен еще в сентябре. Первое прошение о визите посол передал летом, затем отбыл на родину, и его место занял новый человек – Курт фон Бойль. Он повторно поднял вопрос и получил подтверждение планов, затем были уточнены сроки. Поездка казалась мне с самого начала некой неприятной и неотвратимой платой за все хорошее, что есть в жизни. Я не знаю ни слова на норхском или арьянском, двух принятых в стране языках. Меня изрядно настораживает склонность арьянцев к упорядоченности жизни и их чопорная закрытость. У меня, как заверил Семка, накоплены целые сугробы предрассудков, между тем фон Гессы – выходцы из Арьи, а сама я – их приемная дочь… Умом все понимаю, но сердце не лежит к этой поездке, да и фарза скручивается воронкой все туже. Впрочем, не я одна сомневаюсь. Папа тоже не особенно доволен, он и с Юнцем говорил, и фон Нардлиху звонил в Дорфурт. Потом нехотя признал правоту ректора-арьянца: участи птиц мне не избежать. Мы или рвем силки, или погибаем, утрачиваем дар. Если отказываемся от борьбы и прячемся от своих страхов, то проигрываем неизбежно. Удача жива до тех пор, пока нет страха и есть вера в себя. И конечно, в своего высшего мага.

Когда погибла Ляля и разразился скандал, а некто истратил немалые деньги на подкуп газетчиков, поездка перестала казаться столь неприятной. Сейчас находиться в Белогорске куда тяжелее.

Три дня назад Потапыч пригласил меня и прямо спросил, еду или нет. Уточнил:

– Как скажешь, так и будет.

И я сказала «да», точно и однозначно. Еду, если Семка согласен. Хромов кивнул… Попросил вбить нам в головы хотя бы азы арьянского наречия. Пусть мы не пси и для нас полное обучение ускоренным способом невозможно, но в общих чертах правила речи и простейший набор слов мы освоили, а потому на следующий день поутру страдали головной болью семейно, сочувствуя друг другу. Но явилась Элен, и мы осознали: нам было не так уж плохо. Она пришла строгая и важная, щелкнула пальцами по новенькой чековой книжке:

– Пошли проматывать!

– У меня все есть, кроме тишины, – прошептала я. – Голова болит, понимаешь?

– У меня тоже. Болит, и еще как! Я слово дала, что изведу миллион, надо прикинуть скорость расхода, – прищурилась дочь Соболева.

Сперва я хотела предложить ей чай и тем отсрочить поездку, в голове было слишком кисельно и мутно… Но Семка поморщился, снял с глаз примочку на травах и нехотя побрел искать куртку. При этом он успел сделать страшные глаза и жестом предостерег меня, чтобы не смела спорить! Я очнулась и бегом побежала собираться. Если Элен, постоянно переживающую из-за своего проклятущего миллиона, усадить за стол и оставить без дела ждать чай, она немедленно добудет из сумочки очередной только что купленный и временно любимый льежский револьвер (или иное оружие, способное там поместиться) и начнет его разбирать, звучно клацая всякими защелками-пружинками и дробно цокая патронами, заодно без умолку, с наслаждением излагая преимущества и недостатки указанного типа вооружения. Наблюдать весь процесс разборки и сборки от начала до конца тяжело. Но куда хуже иное: зарядив оружие, Элен наверняка пожелает хоть пару раз выстрелить по мишени, и тогда моя голова взорвется невыносимой болью и мы опять поссоримся… Нет уж, я не люблю оружие. А выросшая в избушке охотника Элен, увы, без ума от всего стреляющего. Предпочитает ружья, но в условиях города носить их с собой не принято… В магазинах и кафе Элен, надо признать, даже дамский крохотный револьвер из сумочки не достает, значит, ехать за покупками – не худший выбор из возможных планов дня. Я вернулась одетая для выхода, Элен кивнула и бодро застучала каблучками, перечисляя важные приобретения и угрожая все купить и без нас, если мы попытаемся улизнуть с полдороги. То, что происходило до самого вечера, я вспоминать не желаю, это было ужасно. Элен смерчем носилась по нашей самой дорогой торговой улице, ругалась, щелкала по своей чековой книжке напоказ и прямо перед фотографами. Откуда взялись эти – не знаю. Возможно, они все маги и выросли из-под земли… Хотя маги так не умеют, кажется. Современные.

Вечером мы ехали домой в сопровождении наемного автомобиля, забитого покупками под крышу. Элен сосредоточенно скрипела пером и посвистывала – уже усвоила полезный предрассудок: кто свистит, у того денег становится меньше.

Мы молча сочувствовали Соболевой, из последних сил превозмогающей отчаяние. Покупала она уверенно, не глядя на цены. Но фамильная практичность, но воспитание в лесу, где у человека складываются твердые представления о важном и ценном в жизни, но презрение к тем, кто подобен гнусу и норовит присосаться к кошелю любой ценой…

– Три тысячи, – мрачно, со всхлипом подвела итог Элен. – Я погибла. Таким методом расход миллиона затянется на годы!

– Купи себе бриллианты, – посоветовал Семка.

– На них цена растет уже который сезон, как и на золото, это обычное дело в кризис, – отмахнулась выросшая в лесу дикарка, вгоняя нас в немоту. – Куплю – прибыль получу. Уже все проверено.

– А ты их потеряй!