Бремя живых

«Господи, дай ты мне забыть о своем титуле, отпусти с должности, предложи замену, и я уйду. И покажу окружающим, как надо жить. Люди слишком уж изнежились за восемьдесят лет беспросветного мира, потускнели, привыкли к благоустроенности. Теплые квартиры, усадьбы, поместья, автомобили, рестораны, обед или ужин по телефонному заказу через двадцать минут в любой конец Москвы. Два раза в день меняемые крахмальные рубашки, личные портные и сапожники, косые взгляды сотрапезников на неподходящий к теме застолья цвет галстука.

Как все это надоело!

Нет, дайте мне винтовку в руки, безграничный простор и необъятную ширь горизонта, и я пущусь на поиски того, что стоит искать!»

Разумеется, Олег Константинович понимал, что внезапный взрыв эмоций вызван дозой старого и очень хорошего виски. И огнем в камине, и сигарой.

Но ведь, с другой стороны, невозможно и литром спирта пробудить в человеке то, чего в нем нет от природы.

Пес, ощутив тревожное настроение хозяина, опять привстал, зарычал тихонько, с вопросительной интонацией. Он не представлял, что существуют проблемы, в которых нельзя разобраться с помощью хозяйского ума, его, Красса, жертвенной отваги и крепких зубов.

Князь успокаивающе кивнул, улыбнулся, и друг снова опустил голову на лапы.

Вообще-то, думал Олег Константинович, если иметь определенный запас имморализма[23], терзаться мыслями вообще не стоило бы. Послать десяток подготовленных офицеров, организовать ликвидацию Каверзнева, хорошо ее замотивировав трагической случайностью, а дальше – дело техники.

Сославшись на сложность внешнеполитической обстановки, отложить на неопределенный срок выборы нового правительства, назначить «временный кабинет» – и все!

Но заставить себя пойти по этому пути князь не мог. Мешал тоже совершенно иррациональный моральный императив, и он это хорошо понимал.

Здесь – смерть одного человека, возможно, и не заслуживающего ее лично, зато решающая множество проблем.

Там – если позволить себе плыть по течению – неизбежные сотни и тысячи смертей в процессе политического конфликта. Солдат, офицеров, совсем не причастных к господским играм гражданских людей. Так почему же он готов принять на свою совесть те многие жизни и не хочет одну – эту?

Разве только оттого, что здесь будет, как ни крути, цинично спланированное убийство именно конкретного человека, а в другом варианте – «естественные» потери как следствие чужих поступков и решений. В том числе и грядущих «невинных» жертв.

Действительно, Каверзнев может и не посылать своих людей в бой, они, в свою очередь, могут предпочесть собственные интересы правительственным, отправиться не на фронт, а в ближайший кабак. Махнуть рукой, сами, мол, начальнички, разбирайтесь, или дружно, с восторгом, присягнуть новому царю. Тем самым сохранить «на земле мир и в человецех благоволение». Так, что ли?

Выходит, что так.

Князь поморщился. Такие выводы в чем-то главном тоже не выглядели нравственно безупречными. Но решить как-то иначе он все равно не мог.

Глотнул из стакана и волевым усилием заставил себя думать о другом.

Не о высоких идеях и принципах, а о скучной прозе политической жизни.

И вдруг пришло в голову решение. Совершенно нестандартное, как и должно быть у настоящего Вождя нации. Которое либо позволит разом решить абсолютно все проблемы, либо освободит его от бессмысленных терзаний.

Глава 4

Чекменев, которого князь не приглашал на беседу (деликатное название для доклада, не предполагавшего разноса за истинные или мнимые упущения) уже около недели, получил возможность поработать по собственному плану.

Оно, конечно, хорошо, когда начальство не дергает по пустякам, но в то же время и тревожно – вдруг твои инициативы, которые казались очень умными и своевременными, на самом деле сочтены неуместными, а то и вредными. Оттого тебя и не зовут, давая время прочувствовать. Ничем серьезным это, разумеется, не грозило, не те времена и не тот начальник, но все равно неприятно, если хотя бы движением щеки будет выражено высочайшее неблаговоление.

А поводы для этого есть, чего уж прятать голову в песок.

Поиск группы Тарханова в параллельном мире, с использованием даже самолетов дальней разведки, результатов не принес. Сигналы, которые Маштаков считал имеющими смысл, оказались фоновыми, непонятного происхождения, никаких физических объектов, способных быть их источником, не обнаружено.

Печально, конечно, однако списывать ребят рано. Что там за математика с физикой, Чекменев не слишком понимал, однако верил профессору, пусть и иррационально. В любой момент они как исчезли, так и могут появиться.

Собственный многолетний опыт тоже подсказывал генералу, что поминки заказывать рано. Разведгруппы возвращаются и через два месяца, и через три после того, как пройдут все сроки. Это подводные лодки имеют непререкаемый запас автономности, да и то… Если сумеют найти подходящий остров в океане, так могут опровергнуть все ожидания. Вроде немецкого крейсера «Кенигсберг», который почти полтора года скрывался от англичан в дельте реки Руфиджи[24].