Бремя живых

А сам он в этот момент посмотрел в глаза Тарханову. Коротко, но очень пристально. Неужели и у Сергея крыша едет в том же темпе и направлении?

И самое страшное, что уже был готов и к такому повороту событий.

Но, слава богу, нет. Тарханов ответил совершенно нормальным взглядом, едва заметно пожал плечами и вроде как подмигнул. Мол, все нормально, не стоит брать в голову.

– Ты сходи, капитан тебя вправду ждет, говорит, что имеет соображения. Послушай, пообщайся, он для нас «язык» ценный. Только, знаешь, на всякий случай… – Из кармана куртки Сергей достал и протянул ему немецкую ракетницу системы «Бери», найденную, наверное, на одном из катеров. Поскольку входят они лет уже пятьдесят в навигационный инвентарь. Наряду с гораздо более мощными парашютными ракетами и фальшфейерами. Два «ствола» калибром 25,4 мм, в каждом алюминиевом патроне термитная шашка с вышибным зарядом и трассером. Применяется в сигнальных целях, разноцветные ракеты летят высоко и светят ярко и долго.

Как оружие самообороны тоже недурно, на дистанции десять-пятнадцать метров по живому или не совсем живому человеку сработает понадежнее штуцера для охоты на слонов. Не сравнимо ни с каким пистолетом.

– Спасибо, но вряд ли пригодится. А вы действительно двигайте в баньку. Я там обогрев час назад включил, вас дожидаясь. С капитаном, думаю, не задержусь. Словом перекинемся, и подойду…

Майя глянула на него как-то странно.

Может быть, не понравилось ей, что собирается Вадим с мужиками париться, зная, сколько времени это занимает и во что может вылиться. Так, никогда он себе лишнего не позволял. Или по-прежнему боится остаться в пределах досягаемости Шлимана и в Татьяне не уверена? Скорее же всего – не хочет, чтобы он в одиночку отправился на беседу с покойником.

Легким движением руки он под столом коснулся ее колена, показал глазами: иди, мол, потом поговорим.

Кажется, никто из друзей этого не заметил. А если бы и да, так что?

– И ни о чем не беспокойтесь… Закуска и прочее в холодильнике, который в предбаннике стоит. Халаты и полотенца – на вешалке.

Он постарался, чтобы слова его не звучали слишком настойчиво. Не гнал он их туда, просто советовал, легко и небрежно. Похоже, желаемого эффекта достигнуть удалось. Он и сам, честно сказать, предпочел бы отправиться в сауну прямо сейчас, но никуда не денешься, надо и не самые приятные дела до ума доводить.

– Только вот еще об одном, господа офицеры, посоветоваться с вами хочу. Я пару часов назад, в целях проверки собственной адекватности, полистал журнал регистрации этой гостиницы. Как и ожидал, нашел запись о своем посещении сей обители. Именно в тот день, когда ночевал здесь действительно. Значит…

– Ну и значит, что дальше? – без всякого энтузиазма ответил Тарханов.

– А дальше, – прежним тоном, не желая терять кураж, ответил Ляхов, – мне вообразилось. Что, если я в этом же журнале напишу приказ дежурной немедленно доложить начальнику особого отдела эскадры (это входит в ее обязанности), чтобы он связался по такому-то телефону с вами, Григорий Львович, или с господином Чекменевым. О тексте сообщения можем подумать…

Тарханов, похоже, идеей заинтересовался, но не успел еще ничего сказать, как возразил Розенцвейг:

– Ничего не выйдет, Вадим, увы. Если бы такое было возможно, и Игорь, и я это сообщение уже получили бы. Само собой – в январе. Когда вы еще находились только в предварительной разработке. Следовательно, у этого мира с тем – связи нет. Иначе попробуйте, представьте, как бы мы с Чекменевым с вами разговаривали?

Ляхов рассмеялся. Мало книжек, за исключением служебных инструкций, его коллеги читали.

– Так вы это сообщение и не получили тогда, потому что возражаете против этого сейчас. Я вас послушаюсь, ничего не напишу, вы ничего не прочитаете и затеете свой дурацкий эксперимент в августе. Ладно, все это на самом деле глупости. Вы меня убедили…

Шлиман ждал его на скамеечке, всем своим видом демонстрируя буддистского типа отстраненность. А чего ж? В его-то положении.

Но с другой стороны, какое-никакое, а существование он продолжает, причем не в эфирной форме, а самой что ни на есть телесной. И пусть не прикидывается – определенные интересы в этой «жизни» у него все-таки остались. Иначе зачем бы ему приглашать на беседу «живого», да еще и не вообще, а именно Вадима Ляхова.

Значит, сохранились в мозгу, или что там его заменяет, и замыслы, и эмоции, и предпочтения, и некоторая даже тактика поведения, обращенная, что ни говори, в будущее. Насколько уж продолжительное – не суть важно.

В противном случае глубоко бы ему было наплевать на людей, с которыми его свела судьба, и ни малейшего желания продлить свое с ними общение он бы не испытывал.

Ляхов поймал себя на мысли, что опять он оперирует категориями, к здешнему миру не применимыми по определению. А куда деваться? Иначе мыслить и чувствовать он просто не умеет. Не научился еще.

– Так в чем проблема, капитан? – в прежнем стиле спросил он, садясь рядом со Шлиманом и разминая сигарету.