Бренна земная плоть. В аду нет выбора. Голова коммивояжера

Пол очнулся от оцепенения. С тех пор как они сказали ему о губительных последствиях предприятия, его не покидало чувство ужаса. Хотя он и надеялся втайне, что это страшное предприятие как-то само собой отпадет, беспокойство все же не покидало его. Сегодня вечером оно достигло предела. Пол едва слышал короткий разговор Петрова и Энни. И те обычные вещи, о которых они говорили, лишь усилили его ощущение нереальности происходящего.

— Хорошо, Пол. Я еще увижусь с вами. — Голос Петрова с легким американским акцентом ворвался в его кошмар.

— Одно слово, — сказал Пол. — Мне нужно поговорить с вами с глазу на глаз.

— Энн, у вас нет микрофонов на лестнице? — прорычал Петров. Схватив, словно клещами, Пола за плечи, он вышел с ним из помещения. На лестнице было темно. В прихожей пахло кошками и карболкой.

— Ну что?

— Фотографии. Когда я получу их обратно?

— Вы можете получить их сейчас. — Петров достал конверт из кармана длинного пальто. — Вот они. Можете взглянуть на них, если не верите мне. Они в порядке, не так ли?

Торопясь и в то же время робко, при желтом газовом свете в прихожей Пол взглянул на фотографии. Петров смотрел поверх его плеча.

— Ну что за шутовство!

Облизнув губы, Пол произнес:

— А где негативы?

— Их вернут после операции. Мы едва могли…

— Нет, конечно нет. Но как я узнаю, что мне возвращают?

Грозный мужчина больно сжал руку Пола.

— Вы узнаете. Иначе вы могли бы получить копии негативов. Вы должны доверять старине Петрову. Мы же доверяем вам! Ну-ну, не огорчайтесь. Постараемся, чтобы с вами ничего не случилось. Вы хороший парень. У меня было немало таких, как вы.

Его грузная фигура исчезла на улице. Пол уныло стал подниматься по лестнице. Энни Стотт все в той же позе сидела у стола. Огонь в газовой горелке то шипел, то вспыхивал.

— По всей вероятности, мне следовало бы начать вас инструктировать. Лучше сразу же. Мой поезд отходит в девять часов пятьдесят минут.

Женщина сидела неподвижно. Полу пришла в голову неожиданная фантазия, будто Петров, вернувшись, убил ее из пистолета с глушителем.

— С вами все в порядке, Энни? — Его голос немного дрожал.

— Конечно, все в порядке. Я все обдумываю. Ну, Пол, первое, что вы должны не забыть, так это привезти банку французской горчицы вместе с другими продуктами. Я терпеть не могу английскую горчицу.

Глава 2 Домик для гостей

27 декабря

Был первый четверг после Рождества. Люси Рэгби проснулась раньше всех обитателей Домика для гостей. Она любила просыпаться рано, потому что ей никогда не хватало дня, чтобы выполнить все намеченное. На каминной полке стояли часы, секундная, в виде клоуна, стрелка которых безостановочно вращалась вокруг горизонтальной планки. Часы показывали семь часов десять минут. Маленькие рождественские подарки были разбросаны по комнате. Голубой теплый свитер с капюшоном от отца; черные колготки, висевшие на стуле, от Елены, великолепная кукла в костюме для катания на коньках времен короля Эдуарда VII лежала лицом вниз на подоконнике. Интерес Люси к куклам совершенно пропал год назад, когда ей исполнилось семь лет и она стала брать уроки верховой езды. На ночном столике лежала коробка цветных мелков, яблоки и тетрадь с первыми главами ее нового романа.

Люси распустила волосы по плечам и быстро встала с постели. Включив электрический камин, она раздвинула занавески. Начинало светать. Ветви вязов в конце лужайки чуть покачивались от полета невидимых грачей. Между стволами просвечивали огни просыпающейся деревушки. Лужайка словно была освещена лунным светом. Лишь через несколько секунд Люси поняла, что это снег. «Какая радость! — подумала она. — Можно кататься на санках. Расписание на сегодняшний день нужно совершенно пересмотреть».

Она решила прежде всего отправиться в соседнюю комнату, чтобы сказать родителям о радостном событии и попросить отца купить или сделать сани. Но потом сообразила, что даже в праздничные дни к определенным правилам взрослых следует относиться с уважением.

У окна было холодно. Люси включила верхний свет и на обратном пути к кровати посмотрелась в зеркало. На нее взглянуло знакомое лицо. Тонкое, бледное, с широко расставленными серыми глазами и длинными темными ресницами.

— Привет, — произнесла она, затем добавила: — Ну, эта девочка просто красавица, — повторяя подслушанные ею в день приезда слова старого адмирала. Было немного неловко, когда адмирал сказал, что она похожа на свою мать, и Елена должна была объяснить ему, что приходится Люси мачехой.