Малачи остановился, на его лице застыла жёсткая маска гнева. Он опустил руку и смотрел, как парень бежит по улице, оставляя своего истекающего кровью друга позади. Всё ещё держа нож, Малачи опустился на колени рядом с грабителем, который на самом деле был всего лишь тощим подростком, вероятно, бандитом, пытающимся быть взрослым, потерянным, глупым и напуганным. Но Малачи смотрел на него совсем не так. Его глаза были пусты, как у акулы, когда он схватил ребёнка за волосы и откинул его голову назад.
— О, чёрт, мужик, я не собирался причинять тебе боль. Я, блять,
Я не могла винить его за это.
Я положила руку на плечо Малачи.
— Его ты тоже должен отпустить. Он не станет звонить в полицию, ему не нужно привлекать их внимание, — я старалась говорить ровным голосом, но это оказалось слишком трудно.
Я никогда не видела, чтобы Малачи выглядел таким хищным.
Он медленно наклонился и заговорил прямо в лицо парню.
— Если я увижу тебя снова, ты не проживёшь достаточно долго, чтобы пожалеть об этом.
Он держал свою жертву в карающей хватке до тех пор, пока парень не встретился с ним взглядом и его глаза не распахнулись в ужасе, когда тот увидел абсолютную грубую правду в словах. Затем Малачи позволил теперь уже всхлипывающему парнишке упасть обратно на тротуар.
—
Парнишка заколебался, как будто думал, что Малачи может схватить его, как только он повернётся к нему спиной, и это было вполне возможно.
— Чувак, тебе надо уходить, — рявкнула я на бандюгана, крепко сжимая руку Малачи, когда он опустился на колени рядом со мной. — Делай, как он говорит.
Парень посмотрел на меня с ужасом в глазах, но тут же вскочил на ноги и рванулся прочь, неровно ступая по тротуару и размахивая руками. Малачи смотрел ему вслед, и, судя по тому, как сжималась его челюсть, ему стоило немалых усилий не пригвоздить этого парня ножом к спине. Через несколько секунд, показавшихся ему вечностью, парень завернул за угол и исчез. Малачи склонил голову. Он положил свою руку поверх моей, прижимая её к своей руке, как будто он нуждался в этом контакте так же сильно, как и я.
— Ты в порядке? — спросила я дрожащим голосом.
Малачи ненавидел оружие, он был свидетелем того, как нацисты выстрелили и убили его брата Хешеля. Это была одна из многих причин, по которым я даже не собиралась предлагать Михаилу снабдить нас огнестрельным оружием для защиты от Мазикинов.
Малачи кивнул.
— В полном.
Я уставилась на тёмное пятно крови на том месте, где только что валялся тот парень.
— Нам нужно уходить отсюда.
Малачи молча поднялся на ноги и вложил нож в ножны.
— Пошли, — сказала я уже на ходу. — Мы возвращаемся домой.
Я повела нас обратно к машине, почти бегом, в отчаянии пытаясь убраться подальше от места нападения. Малачи не произнёс ни слова, пока я не вставила ключ в замок зажигания.
— Я разочаровал тебя, — сказал он едва слышно.
Я села за руль.
— Нет. Ты напугал меня. Ты должен понимать, как здесь всё устроено. Это не тот город, к которому ты привык.
— Я знаю.
Я завела машину и отъехала от тротуара.
— Люди здесь совсем не такие, как в тёмном городе. Мазикины не единственные, кто способен ответить тебе. Они не единственные, кто причиняет людям боль, — я слишком хорошо это знала. — А здесь у Стражей нет никакой власти, так что ты должен быть осторожен. Ты же не хочешь, чтобы тебя арестовали. Доверься мне, — и это я тоже слишком хорошо знала. — Ты привык делать всё, что тебе нужно, но ты не можешь так поступать здесь. Ты привык быть законом, но не здесь.
— Да, капитан. Я понимаю, — его голос был таким же отстранённым, как и выражение лица.
Он скрестил руки на груди и отвернулся к окну. Неоновые вывески и уличные фонари отражались на его лице розовым, жёлтым и зелёным цветами, и я хотела остановить машину, чтобы удержать этот момент, но не смогла. Он заставил меня нервничать, и мне надо было, чтобы он понял это, ради нашей безопасности и ради нашей миссии.
Но всё же, он чувствовал себя таким опустошённым. В нашей паре Малачи был лидером, а не я. Я хотела, чтобы он был главным, но в то же время понимала, что это невозможно. Только не здесь. Только не на моей территории, где всё, чему он научился за последние семьдесят лет, доставит нам кучу неприятностей.
Я свернула на подъездную дорожку к хорошенькому маленькому викторианскому домику, расположенному на уединённой стоянке, которая находилась менее чем в полумиле от прибрежного особняка, где всё ещё в одиночестве жила мама Нади. Я невольно задумалась, не в шутку ли Рафаэль выбрал это место: оно больше походило на пряничный домик, чем на дом Стражей.
Я поднялась вместе с Малачи на круглое крыльцо, чувствуя боль в груди. То, что произошло там, на улице, всё ещё висело между нами. Я понятия не имела, как быть в отношениях, но понимала, что это неправильно.
— Ты должен что-то сказать, — наконец произнесла я.
Он быстро повернулся ко мне, как будто ждал разрешения.