Брешь

Трэвис посмотрел на нее — и снова перевел взгляд на город.

— Знаю, — произнес он, да тем и ограничился, не выказав намерения воспользоваться ее предложением. И, если это ему не показалось, краешком глаза приметил промелькнувшую на ее лице улыбку. Она облокотилась о подоконник с ним рядом.

— Когда положение станет действительно безнадежным, — сказала Пэйдж, — останется лишь одно, что мы сможем сделать, а он, пожалуй, не сможет предугадать. И даже если «Шепот» предупредит его за несколько минут, он уже не успеет ничего сделать, чтобы остановить нас.

Тон ее голоса и смертельная решимость в глазах сказали Трэвису, что имеется в виду.

— Мы можем взорвать бомбу, — сказал он.

— Мы можем взорвать бомбу.

— Не думаю, чтобы местные жители это одобрили.

— Они этого даже не заметят: тысячная доля секунды, и все кончится. Спасение мира того стоит.

— А что, долгосрочные планы Пилгрима так ужасны?

Пэйдж издала горестный смешок, пробормотала:

— Да уж не сомневайтесь, так оно и есть.

Трэвис задумался. Он готов был согласиться с ней в том, что они, похоже, по уши в дерьме, но, как ему казалось, концы с концами тут не сходились. Разве, атаковав сейчас здание, Пилгрим не поставит под угрозу все, что он вложил в него, плоды своих многолетних трудов? Ясно ведь, что при попытке захвата здания, у окон которого дежурят сорок два снайпера, неизбежны весьма активные действия насильственного характера, в ходе которых вероятность срабатывания одного из множества детекторов давления и, как следствие, ядерного взрыва становится весьма высокой.

Но, с другой стороны, «Шепот» должен был это понимать, а стало быть, подсказать способ избежать такой развязки. Любой способ. Например, распылить поблизости от здания пару канистр боевого нервно-паралитического газа, чтобы все его защитники благополучно отправились на тот свет, не потревожив микрочипов. Это первое, что пришло на ум; в действительности же наверняка существуют тысяча, если не больше хитроумных способов решения проблемы. И «Шепот» знает их все.

Снаружи раздался крик. Мужской голос. Трэвис увидел, как Пэйдж вздрогнула. Зазвучал пьяный смех, кто-то призывал кричавшего заткнуться. Тот не унимался, громогласно вопрошая, кто и на кой черт вырубил на улице этот долбаный свет.

— Это долго не продлится, — промолвила Пэйдж.

Однако она ошиблась. Прошло более получаса; ничего не происходило. По городу промчалось несколько машин «Скорой помощи»: сирены были приглушены, но мигалки вспыхивали, озаряя туман. Трэвис невольно подумал о больных людях, у которых дома внезапно отказали медицинские приборы. Где-то на востоке, за углом, вне прямой видимости из окна, находился яркий источник света. Надо полагать, здание располагало автономным генератором. Возможно, это была больница: машины «Скорой помощи» появлялись с той стороны и исчезали в том направлении.

Пэйдж снова и снова связывалась по телефону с «Пограничным городом», берлинскими подразделениями на подступах к Цюриху, самолетом «Авакс», кружившим над городом. К четырем утра ничего не изменилось. Снайперы со своих постов продолжали регулярно, с короткими интервалами докладывать о ситуации. Приборы инфракрасного видения позволяли им различать человеческие очертания в самом густом тумане, так что ни один пешеход, появившийся в радиусе двух кварталов, не мог ускользнуть от их внимания. Признаков тревоги не наблюдалось.

— Не понимаю, — пробормотала Пэйдж. — Чего Пилгрим ждет?

Вновь возникло ощущение того, что сзади натягивают рогатку. И с каждой секундой оно становилось все сильнее.

По большей части они смотрели в окно, но время от времени то он, то она, то вместе машинально скользили взглядом по строчкам на экране. Кстати, аналитики в «Пограничном городе» пришли к согласованному решению, совпадавшему с мнением Трэвиса: если воспринимать надписи буквально, они бессмысленны.

После того как молчание затянулось больше чем на минуту, Трэвис сказал:

— Должны же у вас быть хоть какие-то догадки.

Пэйдж посмотрела на него в бледном свечении экрана и со слабой улыбкой ответила:

— Честное слово, у меня их нет.

— Прошу прощения, я имел в виду догадки не насчет надписей, — поправился он. — Насчет оружия. За четыре года «Тангенс» должен был разработать по этому вопросу теорию, а то и не одну. Пусть не на основе осмотра и изучения всех этих проводов, но на основе того, что именно мог бы предпринять Пилгрим, чтобы разделаться с «Тангенсом». Речь ведь идет о том, чтобы справиться с защитой «Пограничного города», верно? Причем сделать это он собирался отсюда, с расстояния в пять-шесть тысяч миль.