Грюневальда разбудил дворник.
— Прошу прощения, вас к телефону!
— Где?
— В аптеке. Пришел молочник и сообщил, что герр Кугер желает, чтобы вы ему позвонили. В крипо.
—
— Я ничего не знаю. Молочник был в аптеке и передал сообщение.
— Хорошо, благодарю вас. — Он повернулся, закрывая двери. — Хельга! Хельга! Быстрое мытье и одежду. Мыло и бритву! Завтрак.
Как обычно, шаркая тапочками, та принесла ему из ванной таз, кувшин с водой и приборы для бритья. Грюневальд взбивал мыло в чашке, а она жарила яичницу.
— А что пить? — крикнула Хельга из кухни. — Может, тот коньяк, что вы вчера принесли?
— Годится. Налей в лампадку.
— Иисусе Христе! В лампу[26] его влить?
— В лампадку!
— В ту небольшую, что возле кровати?
Грюневальд порезался. Он смыл кровь с лица и приклеил на ранку кусочек газеты.
— В рюмку!
— Что для водки?
— Нет, в ту, что побольше.
Хельга налила в стакан. При этом она все время трещала, какой же не арийский народ эти французы, что даже рюмок не знают. Сплошное дно, не знающие культуры канальи. Полу-люди! Водку в стакан наливать — это же варварство. Советник не собирался ее поправлять.
Яичница оказалась превосходной. Копченое сало, лук и поджаренная ранее колбаса в качестве основы для взбитых яиц. Хельга готовила замечательно. Соль и перец — никаких других приправ. К тому же два куска хлеба с толстым слоем масла. Два куска подогретой ветчины. Ну и холодный
— Накинь что-нибудь и вызови мне извозчика.
— Сейчас,
— И на когда он должен быть?
— На сегодня. — Грюневальд изо всех сил старался не рассмеяться. — Лучше всего, прямо сейчас.
— Хорошо. Уже иду на стоянку. — Она закрыла за собой дверь.
Грюневальд занялся кофе и коньяком, поданным отдельно, в стакане. Он забыл сказать служанке, чтобы та купила газеты. Но это не проблема. У Кугера наверняка будут все. Самые главные сообщения он успеет прочесть на работе.
— Извозчик тут,
Хельга помогла ему одеться. Специальной щеточкой убрала невидимые пылинки с пиджака и пальто, завязала на шее белый шарфик и подала пистолет.
— Благодарю, Хельга.
— К вашим услугам,
Грюневальд спустился по лестнице, поправляя шляпу. Как только он уселся, извозчик щелкнул кнутом и набрал скорость. Хотя улицы были почти пустые, Грюневальда ожидала почти получасовая поездка от Карловиц к крепостному рву, где находилось здание криминальной полиции[27]. Если бы у него был автомобиль, та же самая дорога заняла бы минут пять.
При всех этих реорганизациях и переносе учреждений из здания в здание, он и сам толком не знал, где работает. Грюневальд поднял воротник и подтянул шарф повыше. Для этого времени года было прохладно. Он следил за людьми на тротуарах. Стоял сорок второй год. Создавалось впечатление, будто бы все праздновали. Когда-то он был на венецианском карнавале — окружающая атмосфера казалась подобной. Счастье, любовь, сочувствие. Карнавал. А герр Гитлер давал поводы для того, чтобы этот карнавал длился бесконечно. Бреслау forever, Грюневальд про себя воспользовался немецко-английским выражением. Он учился в Англии. А теперь вся Британская Империя стояла на коленях, зажатая между подводными лодками и Люфтваффе. Британцы начали уже набор поляков и чехов в авиацию, поскольку у самих их не было кем сражаться. Сами бритты могли лишь просить милости. И вдруг Грюневальд почувствовал этот запах. Пахло победой. Этот аромат ошеломил его. Он глядел на счастливых людей, прохаживающихся по тротуарам. На пожилых господ, которые изучали газеты, чтобы узнать о новых победах, и на дам, которые поправляли им шарфики и завязывали их покрепче, чтобы их мужчины не простудились.
Когда они доехали, он заплатил извозчику и вбежал по лестнице в управление. Двери комнаты Кугера были открыты.
— И что, пораженец? — воскликнул Грюневальд с самого порога. — Кто был прав?
— По какому вопросу?
— Победы в войне.
— Ну… твои доверенные союзники, о величине которых ты так красиво говорил, США и СССР, по-моему, нас покинули.
— Наши войска уже видят церковные купола в Москве![28]
Кугер закурил сигарету.
— А купола в Вашингтоне тоже видят?
— Мы туда доплывем!
— Интересно, на чем? Что-то у меня складывается дурацкое впечатление, что мы не доплывем даже до Англии, хотя и близко.
— Молчи, пораженец!
— Лично я могу молчать. Но меня интересует, как поляки назовут Бреслау. — Кугер задумался. — Вратиславия? Или…
— Вроцлав! — крикнул Мищук. — Флаг на марш, Вроцлав уж наш!
Они двинулись цепью во внутрь широченных коридоров Киностудии. Один только Кольский не дрожал от страха, потому что пулемет был тяжеловат, и у него болели мышцы.
— И где этот купол?
— Вон туда, — указал Кольский направление. — Но будет лучше, если мы туда не пойдем.