Брестская крепость

Из столицы Белоруссии — Минска приехал другой участник обороны, бывший лейтенант и командир взвода 455-го стрелкового полка, а ныне белорусский журналист Александр Махнач. Как и Матевосян, он дрался тут, в центральной крепости, и тоже пролил здесь свою кровь, — переодетый в форму советского бойца гитлеровец тяжело ранил его предательским выстрелом сзади.

Вместе с защитниками крепости сюда пришли дочь героически погибшего командира батальона капитана Владимира Шабловского Таня, студентка местного медицинского техникума, и жены командиров Аршинова-Никитина и Булыгина, которые в дни обороны находились со своими детьми в крепостных подвалах.

С напряженным вниманием, со слезами на глазах слушали собравшиеся рассказ о грозных событиях 1941 года, о боях в крепости. Матевосян и Махнач говорили о подвигах своих боевых товарищей, об их героизме и упорстве в неравной борьбе, о неукротимой ненависти к врагу и горячей любви к Родине, которая помогала защитникам цитадели преодолевать все нечеловеческие трудности этой борьбы. Образы героев ярко вставали перед слушателями, и молодые солдаты со строгими, суровыми лицами внимали этому рассказу о славных делах своих отцов и старших братьев.

А потом, по просьбе молодых воинов, участники обороны повели их по развалинам крепости.

— Вот здесь был отсек, в котором мы поместили своих раненых, — показывал Махнач, подходя к уже поросшим травой развалинам северной части казарм. — Сюда ворвался немецкий танк и задавил всех, — добавлял он. И сразу суровыми и хмурыми становились лица молодых солдат, и невольно сжимались их кулаки при упоминании о страшном злодействе гитлеровских танкистов.

Матевосян повел большую группу бойцов к руинам Белого дворца, который когда-то поручил ему оборонять комиссар Фомин. Здесь осталась лежать только высокая груда камней, но вокруг дворца еще кое-где сохранились остатки старой бетонной ограды о толстыми железными прутьями прежней решетки.

Все подошли к углу ограды.

— Тут стоял наш пулемет, — показал Матевосян. — Мы вели отсюда огонь по окнам клуба, где засели фашисты. Я думаю, здесь, в земле, можно найти много патронных гильз.

Кто-то из солдат принес лопату и принялся копать. И в самом деле, с каждым новым взмахом лопата выбрасывала позеленевшие от времени гильзы калибра наших пулеметов. Но здесь оказались не только гильзы.

Что-то смутно забелело в разрытой земле, и Матевосян, быстро нагнувшись, поднял этот предмет. То была часть человеческого черепа. Почти в самой середине кости чернело пулевое отверстие с зазубренными краями. Молча и пристально инженер смотрел на эту находку, и лишь лицо его заметно побледнело, да чуть-чуть дрожала ладонь, на которой лежала кость.

— Кто-то из наших, — глухо проговорил он. — Фашисты своих похоронили в городе.

Он поднял голову и обвел столпившихся вокруг него солдат глазами, в которых стояли слезы.

— Их тут, под камнями, много лежит, — дрогнувшим голосом сказал он. — Помните о них, товарищи!

Никто не ответил ему — все почувствовали, что слова сейчас не нужны. Но по лицам молодых солдат, взволнованным и торжественно-строгим, было видно, что все услышанное и увиденное сегодня надолго запало им душу, и дела безвестных героев 1941 года, павших в бою среди развалин старой крепости, навсегда останутся для них примером доблести и мужества, примером выполнения воинского долга перед Родиной. И каждый из них сейчас чувствовал себя наследником и хранителем боевой славы этих героев.

Когда все вместе тесной толпой направлялись к машинам, ожидавшим солдат, старшина Борис Орлов, сверхсрочник, прослуживший здесь, в Бресте, после войны около десяти лет, рассказал о том, как однажды он встретил тут в крепости одного из ее бывших защитников.

Было это В 1951 или 1952 году летом. Группа солдат под командованием Орлова работала в западной части Центрального острова, когда, проскочив мост через Мухавец, в крепость въехала легковая машина, такси из города. Машина остановилась у Холмских ворот, и из нее вышел офицер. Сняв фуражку, он, озираясь по сторонам, медленно пошел вдоль казарм в сторону Тереспольской башни, неподалеку от которой работали солдаты Орлова.

Офицер остановился у развалин Тереспольской башни. Это был майор лет сорока, с заметной проседью в темных волосах и со строгим, резко очерченным лицом. На груди его тесно, в два ряда, пестрели ордена и медали.

Майор долго стоял с непокрытой головой, пристально глядя на камни развалин и, видимо, не замечая солдат. Те в свою очередь без особенного любопытства поглядывали на незнакомого им командира. Офицеры, ехавшие служить за границу или возвращавшиеся на Родину из оккупационных войск, нередко в ожидании поезда приезжали с вокзала осмотреть крепость, о которой ходили такие удивительные рассказы. Солдаты уже привыкли к подобным посетителям.