Брестская крепость Воспоминания и документы

Между тем русские стреляли то отсюда, то оттуда, и никто не имел представления, что же, собственно, происходит. Подняв свое отделение, я повел его то ползком, то пригибаясь ближе к цитадели, и выбрал себе благоприятное поле обстрела. Непосредственно на самом благоприятном для себя месте уже лежала группа управления роты, среди них и Ваш сын Хайнц.

Русские преотлично стреляли, и как только кое–кто высовывал голову, чтобы понять, где они, собственно, сидят, пули уже свистели точь–в–точь у головы.

Командир группы управления роты лежал уже мертвым рядом со мной. Ранение в голову! Тогда я велел своим пулеметам сделать 2000—3000 выстрелов по уже узнанным целям, поддержанных противотанковым и зенитным орудием[190]. Пока мы стреляли, русские не отвечали ни на один выстрел, но как только мы делали лишь небольшой перерыв при стрельбе, вражеский град пуль принуждал нас залечь в укрытия. Скоро для нас стало ясным, что при этих условиях нам никак не войти в крепость.

Тем временем рядом со мной уже лежали несколько раненых. Внезапно подъехало наше штурмовое орудие, которое при нашем положении мы приняли радостно, как спасителя. Мы, два офицера и трое рядовых, среди них и Ваш сын Хайнц, добровольно вызвались приблизиться к крепости со штурмовым орудием. Мы хотели попробовать с помощью этого тяжелобронированного оружия, под огневым прикрытием моих пулеметов, которые все еще находились на старой позиции, подготовить к штурму участок цитадели. Все же при нашем продвижении мы пятеро были очень сильно обстреляны, сначала не имея никаких потерь, так как нашли небольшое укрытие за штурмовым орудием.

Наше орудие отлично стреляло. Тем не менее, как только (на короткое время) оно прекращало стрельбу для выбора новой цели, мы получали безумный огонь. Вскоре одного из солдат ранило в голову, однако он еще жил и, как ни странно, был еще весел. Я наложил ему временную повязку, и на мой вопрос «как дела?», он говорил, что абсолютно ничего не чувствует.

Тем временем штурмовое орудие стреляло почти непрерывно. Едва я успел перевязать рядового, как получил сильнейший удар в мою левую руку, и мгновенно высокая дуга фонтана крови обрызгала Вашего сына Хайнца. Он сразу же пришел мне на помощь, разорвал рукав моего кителя и рубашки, и я плотно перевязал тканью артерию, прижимая рукой, чтобы не истечь кровью. Между тем другой лейтенант получил огнестрельное ранение в грудную клетку. Ему помогали другие пока еще не раненые солдаты. А я тем временем попросил Вашего сына Хайнца подать мне кусочек деревяшки, чтобы я сумел перевязать артерию моей руки и тогда бы освободил свою правую руку. Почти в тот же самый момент Хайнц прямо–таки переломился и, беззвучно упав на землю, лежал, не издавая никаких звуков. Вероятно, он получил пулю в сердце. Я не смог установить, ще его пронзила вражеская пуля. Я больше не слышал никаких признаков его жизни. Мы позвали его по имени, однако, к сожалению, напрасно. Таким об

разом, Ваш сын Хайнц погиб, до последнего вздоха исполняя свой долг, верным своей военной присяге. Он был для меня не просто послушным и усердным подчиненным — а в самом верном смысле слова хорошим товарищем. Его смерть тяжело потрясла меня. За те месяцы, когда я был командиром роты, он отлично выполнял обязанности первого писаря. Я с удовольствием обсуждал с ним в свободные минуты всевозможные вопросы, которые не касались службы. Он был интеллигент и сверх этого — крепкий солдат. По поводу героической смерти Вашего дорогого сына Хайнца я высказываю Вам мое глубокое искреннее соболезнование. Я не смогу никогда забыть его.

В то время как Ваш сын Хайнц лежал мертвым рядом со мной, другой лейтенант получил еще одно (уже второе) ранение, и теперь было самое время, чтобы свалить оттуда. Я тащился из последних сил, с одной стороны крепко поддерживаемый единственным еще не раненым солдатом, другой рукой я еще нес еще гораздо тяжелее, чем я, раненого лейтенанта, наполовину взяв с собой, назад, за маленькое укрытие, где мы были перевязаны.

Рядовой, раненный в голову, и лейтенант тем не менее вскоре умерли. Меня же затем отправили далее назад на носилках. Таким образом, прошло наше смелое предприятие, от которого мы, конечно, ожидали кое–что совсем иного. Оно же оказалось слишком трагическим.

Я же лично еще тяжело страдаю от моего ранения и буду выписан лишь через полгода. В моей левой руке отсутствует кость длиной 5 см, которая в течение полугода должна замениться пересадкой кости из моей ноги, но все же я рад, что еще жив.

Теперь я желаю Вам, уважаемой семье Хальбгевахс, всего хорошего и надеюсь, что Вы оправитесь от мучительной потери Вашего дорогого сына Хайнца и не будете долго испытывать слишком большую печаль. Может, тот факт, что Ваш Хайнц погиб как герой, будет Вам утешением.

С наилучшими пожеланиями, с глубоким уважением.

Остаюсь Ваш Пауль Орбах.

Источник: частный архив Йозефа Виммера.