Брестская крепость

Прошло немного времени, и вдруг мимо дверей этого склада пробежали трое гитлеровских солдат. Один из них на бегу бросил гранату под бетонный козырёк, туда, где находился Алик. Она, шипя, завертелась рядом с бесчувственным, окровавленным лейтенантом Бобковым, и мальчик, опершись на тело отца, широко раскрытыми глазами с любопытством смотрел, как волчком крутится эта граната с длинной деревянной ручкой. В этот момент лейтенант Бобков очнулся и отчаянным голосом крикнул сыну:

– Ложись!

Мальчик упал прямо на тело отца, головой к гранате.

Раздался взрыв. Этим взрывом лейтенант Бобков был убит, а Алик снова ранен множеством осколков.

К счастью, ни один осколок не попал ему в голову – все ранения пришлись в спину и в ноги.

Этим же самым взрывом был сбит замок, висевший на дверях склада, и двери распахнулись.

Тогда Алик, который уже не мог ходить, пополз туда, в сырую подземную темноту склада.

Мальчик потерял много крови и был очень слаб. Ему мучительно хотелось пить, и он долго ползал по мокрому, холодному, бетонному полу в поисках воды. Там оказались какие-то лужи, но, когда он пробовал пить из них, вода имела солёный привкус. Здесь, видимо, был разлит овощной рассол.

Потом Алику удалось отыскать в одном из углов подвала несколько кусочков льда, и он, пососав их, немного утолил жажду. Он был совершенно измучен, время от времени терял сознание, ему хотелось только найти сухое место и прилечь. Наконец он заполз на какую-то доску и лёг там.

Сколько дней пробыл он в этом подвале – неизвестно. Он очнулся, не в силах даже пошевелиться, молча глядя на видневшийся вдали светлый прямоугольник двери. Потом в этом прямоугольнике появился тёмный силуэт человека, и кто-то вошёл в подвал. Зажёгся карманный фонарик, и лучик его забегал по стенам, подкрадываясь все ближе, пока не осветил Алика. Мальчик лежал неподвижно, слегка прижмурив глаза. Тогда человек нагнулся и поднял его на руки.

Это был немецкий солдат, который зашёл сюда осмотреть подвал. Он понёс мальчика к выходу, а Алик, обняв руками его шею, рассказывал немцу о том, как убили его отца, как погибли мать и сестрёнка.

Солдат вынес Алика во двор. Трупы уже были убраны, и только высохшие пятна крови ещё оставались на бетонном полу у входа в подвал.

Немец поставил мальчика на землю, но Алик, вконец обессиленный, не мог держаться на ногах и тут же упал ничком.

Тогда солдат поднял его и понёс к санитарной машине, стоявшей поодаль. Алика отвезли в городскую больницу в Брест.

Можно себе представить, сколько ранений оказалось на теле мальчика, если после того, как ему сделали в больнице перевязку, у него остались незабинтованными только часть одной руки и голова. Все тело сплошь было закрыто бинтами.

Алик провёл в больнице четырнадцать месяцев. Он вышел оттуда только осенью 1942 года.

Потом он жил у своей дальней родственницы, а когда Брест был освобождён, воспитывался в детском доме вместе с дочерьми капитана Шабловского.

Когда я встретил Алика Бобкова в 1954 году, это был уже молодой человек, высокий, худой, бледный и очень застенчивый, словно то, что он пережил мальчиком там, в Брестской крепости, на всю жизнь оставило печать на его характере.

В то время, когда мы познакомились, он заканчивал вместе с Таней Шабловской фельдшерскую школу в Бресте. А сейчас уже не Алик, а Александр Александрович Бобков окончил Минский медицинский институт и приехал работать врачом на столь памятную ему Брестщину. Он заведует теперь врачебным участком в селе Гостынь Лунинецкого района Брестской области.

Я понимаю, что рассказал очень тяжёлую, мрачную историю. Быть может, кто-нибудь из читателей скажет мне: зачем бередить старые раны, зачем вспоминать о тех страшных, полных ужасов и крови днях сейчас, в мирное время?

Но имеем ли мы право забывать, что стоили нам мир и свобода? Разве не было бы такое забвение предательством перед памятью павших воинов, перед горем безутешных матерей, одиноких вдов, осиротевших детей?

Этого нельзя забывать во имя нашей упорной борьбы за мир, которая немыслима без горькой памяти о бедствиях минувшей войны…

ПОД ВЛАСТЬЮ ВРАГА

Вместе с детьми и тяжелоранеными женщины укрылись в глубоких подземных казематах, в бетонированных крепостных подвалах. Но при всей относительной безопасности этих убежищ безвыходно находиться в них было едва ли не более трудно, чем оставаться там, наверху, где на развалинах, среди огня и смерти, яростно дрались защитники крепости.

Там, наверху, люди активно действовали, боролись, глядя в лицо опасности, встречая её грудью. Бешеное напряжение этой борьбы прогоняло ощущение страха, забирало все силы мускулов и нервов, не оставляя времени и места для переживаний.