Брестский мир: Ловушка Ленина для кайзеровской Германии

Реализация большевистского лозунга «Вся власть Советам!» до июльских событий и в первые дни сентября означала бы переход власти отнюдь не к большевикам, а к блоку меньшевиков и эсеров. В преддверии 2-го Всероссийского съезда Советов осенью 1917 г. большевики вели предвыборную кампанию в пользу не кандидатов от своей партии, а в пользу «противников соглашательства»[176]. Таким образом, политические установки большевиков носили широкий демократический характер. Они отнюдь не были нацелены на монопольный захват власти только их партией. Чья вина, что последовательными в осуществлении этих установок среди всех левых партий оказались одни большевики?

Хозяйственную разруху, которая после Февраля усиливалась от месяца к месяцу, тогдашние и нынешние буржуазные историки революции списывали и продолжают списывать на деятельность левых, на забастовки, на непомерные требования рабочих к предпринимателям. Но есть свидетельства и другого рода: «Секретарь петроградского отдела кадетской партии говорил мне, что экономическая разруха является частью кампании, проводимой для дискредитирования революции… Мне известны угольные копи близ Харькова [очевидно, имеется в виду в Донбассе. — Я.Б.], которые были подожжены или затоплены владельцами, московские текстильные фабрики, где инженеры, бросая работу, приводили машины в негодность, железнодорожные служащие, пойманные рабочими в момент, когда они выводили локомотивы из строя»[177].

Конечно, легче лёгкого объявить такого рода свидетельства ложными сплетнями, созданными исключительно классовой ненавистью. Однако в ухудшении социально-экономической ситуации, в создании обстановки, чреватой спонтанным социальным взрывом, в 1917 г. объективно была больше заинтересована буржуазия. Правым кругам были необходимы поводы, оправдывающие введение диктатуры. Напротив, большевики в этих условиях выдвигали программу мер, направленную на преодоление надвигающейся экономической разрухи. Эти меры объективно выражали интересы всего общества. И — что самое главное — в этих мерах, предлагавшихся большевиками летом — осенью 1917 г., не было ничего в принципе несовместимого с буржуазной демократией! Более того, их осуществление в рамках февральского режима дало бы: 1) дополнительные материальные ресурсы для продолжения войны; 2) дополнительную массовую социальную опору Временному правительству.

Многим сейчас, воспитанным в представлении об экстремизме большевиков, трудно поверить в то, что многие призывы и поступки большевиков в 1917 г. диктовались простым здравым государственным смыслом. Но это объективный факт. Программа большевиков была нацелена на захват власти пролетариатом в лице его организованной политической силы — это так. Но наряду с этой максимальной целью большевики выставляли и другие задачи, которые могли бы стать приемлемыми для политических попутчиков большевиков из лагеря «революционной демократии». Казалось бы — зачем выдвигать такие программы и лозунги, которые могут быть легко перехвачены конкурентами? Но большевики шли на это. Отчасти потому, видимо, что чувствовали — нет в России политической силы, которая решилась бы осуществить такие мероприятия, хоть и в русле буржуазной демократии, но всё-таки довольно радикальные. Главным же образом потому, что без выставления такой минимальной программы рисковали остаться непонятыми со своими конечными лозунгами. Предлагая программу конкретных мер борьбы с экономическими трудностями, продиктованную интересами большинства населения, большевики в 1917 г. позиционировали себя как общенациональная партия.